Он никогда раньше не подумал бы, что на самом деле так боится умирать. Наверное, все оттого, что раньше смерть была случайной прохожей – иногда он толкал ее локтем на узкой улице, но даже не поднимал головы, чтобы встретиться с возмущенным взглядом, только теперь беззубая тварь подкралась и заглянула прямо в лицо.
Севар не знал, что на него нашло и почему он впервые пошел против жесткой логики, которой, как ему казалось, он всегда придерживался в своих поступках. Он не знал, почему начал резать тех воинов из городской стражи, что пришли за ним – видит мудрый Даан, не в первый и не в последний раз. Его ремеслом был клинок и кулак, и это было дорогое и хлопотное ремесло, за которое всегда находились желающие заплатить, и всегда была властная рука, на которую он мог сослаться и выйти из любой судейской передряги. Ему ничего не угрожало, и вечером он мог бы шутить с этими своими стражами через решетку, и пить их сивуху, и, после того, как очередное «недоразумение» уладится, оставить им десяток монет на опохмелье, но ничему этому уже не бывать. Рыжий мальчишка, вчерашний юнец, что стоял справа, никогда уже не выйдет в дозор, и не облапит в дешевом борделе смешливую пьяную шлюху, нечем – отсеченная по локоть правая рука так и осталась валяться на залитом кровью полу. Гнусная смерть, негоже мужчине плакать и кататься от боли и ужаса. Тому, что стоял слева, повезло больше, ему Севар рассек лицо до самого мозга, голова разошлась едва ли не напополам и тем стражник был избавлен от паршивой долгой смерти, верно, он даже не понял, что умер. Тот, кто стоял посередине и говорил с убийцей, прожил дольше, ему времени хватило, чтобы испугаться. Прочтя страх на дне светлых, непонятного цвета глаз, увидев замерший раскрытым в густой бороде рот, воин начертал приговор и ему, снизу вверх выписал единым росчерком по грудине, красиво, словно в танце, сдвинулся в сторону, чтобы не залиться кровью, хлынувшей вперед и доставшей до стены.
Наверное, он мог бы раскаиваться и жалеть о том, что сделал, но ни то, ни другое не принесло бы никакой пользы. Все свершенное свято, ибо неизменно и вечно.
Его достал маг, и всего лишь через несколько часов. Десять стражников, в доспехах и при оружии, они легко нашли его, и так же легко их предводитель в расшитой тунике поймал свою добычу, Севар успел только шагнуть навстречу, исчезнуть и появиться радом, вплотную, чтобы не смели стрелять, успел убить под ним лошадь прежде, чем нечто ужасающее уронило на колени, отняло волю и силы, лишило возможности соображать и видеть. Колдовство. Только гнусное колдовство, но, наверное, так было справедливо.
Потом представления о справедливости и чести куда-то подевались, вместо них пришла боль, настоящая боль и настоящий страх – маг взял с собой товарищей убитых стражников и не спешил останавливать их, то ли досадуя о зарезанном жеребце, то ли из какой-то собственной справедливости.
Его не просто били, его убивали, а воин даже не имел возможности закрыться, скованный и оглушенный чарами, но все еще осознающий происходящее. И тогда Севар вдруг понял, что может не быть никакого суда, и вот он его суд – на холодных, залитых его кровью камнях переулка, пропахшего помоями и мочой. Да, он и впрямь никогда раньше и представить себе не мог, что боится умирать.

Сколько-то времени ушло в никуда, воин утратил всякий счет часам и представления не имел, когда за ним пришли – на следующий день или через несколько их, слившихся воедино. Надежда, живучая тварь, держалась до последнего, до последнего он верил, что это еще не конец и, пока, облитый водой, он корчился от холода в своем углу, а ярко освещенную камеру прибрали и втащили сколоченный из крепких досок стул из стражницкой, все стало ясно. Выслуживаются, мрази, лебезят перед кем-то и, судя по всему, едва ли этот гость будет особо расстроен тем, что узник совершил в прошлом – допрашивают здесь не так.
Эльфийке Севар удивился, насколько сумел в своем состоянии. Мысли текли как через вату, болезненно проминая себе дорогу в затуманенном рассудке, но предполагаемые имена там были совсем другие. Ноддир из Хейля, торговец с южного берега, контракт с которым был закрыт только полгода назад, или Рельха Темри, хозяйка Счетного Дома, которая знала его не только мастерство с оружием, но и пробыла какое-то время его женщиной в отлучки мужа, или Саэлль, который ему был обязан, но пришла совершенно незнакомая особа, чужое лицо. Взгляд привычно запоминал и вычленял детали – равнодушие к холоду, значит, чистокровная, ее спутников не их рода, значит, не из клана... когда тонкие пальцы коснулись подбородка, воин вздрогнул от боли и, избегая прикосновения к сломанной челюсти, попытался поднять голову сам. Ему не нравились ни слухи о снежных эльфах, ни они сами, но выбора не было, как не было и ответа. И, чтобы пришелица не ждала от него каких-то слов, Севар молча прикрыл глаза, прислонясь затылком к грубо отесанной спинке. У него не было никаких сил пытаться объясниться и будь что будет. Страх отступил, и волной накатило отупелое равнодушие ко всему.

Тот, второй эльф подошел ближе – Севар очень смутно предполагал, в чем заключалась его роль, пока боль не сбила ему дыхание, но это уже была хорошая, верная боль, острая и чистая, такую можно перетерпеть. Он никогда не испытывал на себе ранее действия исцеляющей магии, но догадался, что это именно она, больше нечему было с силой соединить сломанные кости и выжечь отраву болезни из тела. Севар не сдвинулся и не издал ни звука, погасив все ощущения усилием воли, в голове прояснилось и он снова становился собой.
Да, целитель не усердствовал – воин понял это, когда встал на ноги, но ответив ледяным невыразительным взглядом на гримасу отвращения темного эльфа, бывший узник справился с предательской слабостью едва обновленного тела. Куда больше Севара потрясли слова эльфийки – ему показалось, что она ошиблась, сказала не то слово, плохо владея языком, иначе о каком разговоре вообще могла идти речь?! Но та, кого он определил как свою спасительницу, уже уходила и ему ничего не оставалось, как, шатаясь, последовать за ней под выжидающим взглядом третьего визитера, вероятно, выполнявшего роль охранника.

Жила снежная эльфийка богато. Пожалуй, не настолько, как хозяйка Счетного Дома Атариса, но тоже весьма и весьма. Кому принадлежит дом, Севар не знал, но ему хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять – гобелен с грифами на стене подлинный, таких не шьют на севере, и ковер на полу из шкуры настоящих снежных кошек, и рукоять покоящегося на подставке меча из настоящей кости мамонта, а не жалкой подделки. Наметанный глаз подмечал детали, свидетельствующие о том, что и этой особе доступны диковинные вещицы из далеких земель и дорогие вещи, но ничего не могло прояснить о том, чем она занималась. Он все пытался пристроить к имеющимся сведениям ее совершенно людскую свиту, понять, кем может быть оторванный от своего клана фламер, но все не выходило. Воин предположил ее связь или с чиновничеством, или с самим Орденом, но решил оставить этот вопрос на потом, тем более что снова устал.
Севар стоически терпел назойливое внимание слуг, помогавших ему раздеться перед горячей ванной в неприметной комнате на нижнем этаже, и сама ванна не доставила ему никакого удовольствия, кроме удовлетворения, что его, наконец, оставили в покое. Приставленная к нему девчонка – неужели не нашлось постарше и посообразительней? – пыталась с ним говорить, пока воин не показал жестом себе на губы и отрицательно не покачал головой. Во всяком случае, бритву принести она догадалась и не особо стеснялась, помогая вымыться. Наверное, он все еще слишком жалко выглядел для того, чтобы смутить служанку.
После вызволения воин проспал весь оставшийся день и всю ночь, и лежал бы еще, тупо вперившись в стену, если б не явился давешний охранник, сообщивший о том, что госпожа желает его видеть. Слуги оставили разложили новую одежду, но одеваться пришлось перед этим... как она его назвала? Кориан? Память услужливо подсунула нужное имя.
Севар поймал себя на мысли, что хотел бы узнать, что умеет человек, так пристально окинувший его взглядом. Взгляд бойца, а не любопытного зеваки, которого тянет посмотреть на дырки в чужой шкуре, но высокомерие, высокомерие... да, пришлый воин, чужак уже заранее был уверен, что превзойдет его и пододвинет с должности телохранителя этой снежной девы. Не умением, так силой, не силой, так неловкой случайностью в виде свернутой на лестнице шеи.
Мельком посожалев, что его меч, легкий и короткий как игрушка, добрый спутник на протяжении многих лет остался у стражи, как странная плата за гостеприимство и беспокойство, Севар убрал назад волосы и выжидательно уставился на провожатого: мол, готов.

Эльфийка отыскалась в небольшом зале, на подушках за низким столиком; совершенно равнодушная к сквознякам, она снова была обряжена в шелк, словно всем своим видом подчеркивала отличие и превосходство фламера над человеком. Впрочем, для последнего ей даже не требовалось никаких особенных жестов, она и без того была прекрасна и, пожалуй, даже хорошо, что рядом не нашлось никакой служанки, чтобы разливать чай – смертная виделась бы оскорблением в сравнении с хозяйкой.
Севар любил красивых женщин, но без похотливых сальных мыслей о соитии, любил как произведение нерукотворного искусства, это как обозревать замерзший водопад или рассвет в горах. Кто-то когда-то сказал, что подлинное наслаждение не в том, чтобы немедля вкусить плод вожделения, а в медленном восхождении к нему, и суть счастья не в его апофеозе, но в ожидании. Окинув быстрым внимательным взглядом выкупившую его женщину, воин был согласен с этим. Цвета страсти – винно-красный и лукаво-золотой, не кричали о к действии, а глубокий вырез платья не увязывался с чуть рассеянными движениями. Это ее маска и ее роль, ее звенящие серьги и украшения это панцирь, стало быть, снежная дева часто показывается на людях? Орден или нет? Если и он, то едва ли она маг, погруженный в свое искусство. Тогда ясно, зачем такой, как он понадобился ей... соперник переступил с ноги на ногу за плечом. Кориан молча ожидал приказа, но явно ему не нравилась идея оставить их наедине, Севар чувствовал затылком его недовольный взгляд.

Отредактировано Севар (2015-10-21 18:31:49)

Севар опустился за стол напротив эльфийки, сел, выпрямив спину, и, не прикоснувшись к напитку, выразил признательность за заботу и спасение кивком, внимательно посмотрел в лицо, словно ждал чего-то, но отвел взгляд.
Уголки ее губ дрогнули, приподнявшись самую малость — она все еще наблюдала за ним, как наблюдают за диковинной птицей или зверем.
— Чай остывает, — заметила она в ответ на ожидающий взгляд, словно решив поиграть. — Редкая, замечательная смесь листьев, попробуй, и ты поймешь, о чем я говорю.
Будто в качестве примера, она осторожно взяла свою чашку пальцами обеих рук и сделала небольшой глоток, глядя на человека поверх чашки.
— Я понимаю твое удивление… и, пожалуй, растерянность, — Шалия чуть склонила голову к плечу, словно прислушивалась к чему-то. — Но твой… недостаток — который, к слову, я таковым не считаю — действительно не может помешать нам говорить. Повторю вопрос: как ты себя чувствуешь?
Из вежливости, верно, он взял в руки чашку, попробовал, но когда эльфийка заговорила, напрочь забыл о напитке, и о вежливости тоже забыл, пялился на нее, словно селянин - что это, игра? Злая шутка?
— Нет, — она качнула головой, и серьги-подвески ответили на движение тихим звоном. — Я не шучу. Я могу тебя Слышать. Ты можешь мне отвечать. По-своему, конечно, но я тебя пойму. Ты ответишь на мой вопрос? Не люблю повторять одно и то же несколько раз.
Севар уставился в свою чашку, вид у него был, по меньшей мере, изумленный, наверное, воин никогда ранее не слышал о такой магии, представить себе не мог, что так бывает. Пальцы чуть сжали горячую шершавую керамику - привычным упражнением он очистил мысли, добился идеальной внутренней тишины. Самому себе удивляясь, в эту пустоту он попытался не привычно соткать вязь силы, так необходимой в бою, но произнести слова. И не произнести даже, но подумать как можно яснее.
«Все хорошо. Спасибо вам».
Вон застыл на месте, в своей тишине, грозящей рассыпаться вдребезги от удивления перед новоявленным чудом - неужели и впрямь?..
Эльфийка наградила его коротким поощряющим кивком и снова отрицательно качнула головой.
— Не благодари. Я понимаю, ты считаешь, что я оказала тебе услугу, но считать так было бы ошибкой.
Она явно не спешила — сделав еще глоток чая, Шалия вернула чашку на стол и бросила заинтересованный взгляд на собственные аккуратные розовые ногти.
— У тебя есть выбор — довольно своеобразный, но все же выбор. Я ценю… полезных людей, и выкупила тебя, потому что решила, что ты можешь быть полезен. Однако для этого тебе придется следовать моим правилам. Ты можешь отказаться, конечно.
Уголки ее губ приподнялись еще чуть-чуть вверх — она предлагала ему самому догадаться, к чему приведет отказ.
Все еще настороженный, удивленный, что не было никакой ошибки или обмана, он, наконец, услышал и само предложение и незаметно было, что слова эти он слышал впервые.
«Моя жизнь — это меч», — старательно вывел он в мыслях, — «Сохранив одно, вы получите во владение и другое».
— Прекрасный ответ, — отметила эльфийка, снова кивнув. — Но мои правила строги, я требую безусловного повиновения, не терплю глупости и не предупреждаю дважды. Это нужно понимать. То, за что ты попал в свою темницу — ты больше никогда не должен такого делать… без прямого приказа.
«Я не ошибусь более».
Ее улыбка на этот раз выглядела чуть ли не ласковой, а взгляд, которым она окинула его — не лишенным любопытства. Довольно часто читать чьи-то мысли было сродни попытке услышать чей-то шепот за шумом толпы. Человек мог заглушать этот шум, предлагая свои мысли четко и ясно — словно он «говорил» с ней уже много лет.
— Надеюсь, что нет, Сайвар, надеюсь ради твоего же блага. Я хорошо обращаюсь с теми, кто верно мне служит. Ты увидишь. Кориан расскажет тебе, в чем будет состоять твоя служба.
Она выдержала паузу, сложив руки перед собой на коленях.
— Должна извиниться за свою грубость, — сказала она, наконец. — Я так и не представилась. Мое имя Шалия тар Койрен, ты находишься в моем доме. Возможно, есть что-то, что ты хотел бы узнать?
Севар, наконец, отдал должное напитку, которым его угостили. Странный вкус, но богатый, незнакомые травы, каких не растет на горных пустошах островов. А на предложение Шалии он "произнес" одно-единственное слово.
«Орден?»
Шалия издала тихий смешок и откинула за спину тяжелую белоснежную косу.
— Ты умен. Это ценное качество. Я дипломат Первого круга Дома Голоса. Довольно часто такие путешествия связаны с опасностями разного рода. Мои миссии важны, и мне нужны люди, которые позаботятся о моей безопасности, пока я забочусь о выполнении заданий Ордена. Еще вопросы? Еще чаю?
Воин с готовностью поставил чашку, посмотрел, как эльфийка тянется с расписным сосудом, не гнушаясь этой работы, казалось бы, пристойной более слугам.
«Нет. Больше вопросов нет, госпожа».
Эльфийка наполнила его чашку ароматной горячей жидкостью и с легким стуком поставила чайник на стол. В Академии, да и не только к ней, подобное выполняли слуги — а кто-то и вовсе пользовался магией, чтобы не совершать лишних движений. Шалии нравилась общепринятая в некоторых культурах традиция, отводившая право угощать гостя исключительно хозяину (или хозяйке) дома — возможно, потому что это позволяло установить некую связь. А еще она терпеть не могла саму идею об использовании магии для мелких бытовых нужд.

— Нужно ли тебе что-нибудь? Еда, одежда, экипировка, оружие… женщина?
При последних словах Севар спрятал улыбку. Он редко покупал любовь женщин насилием или за деньги, достаточно было и его молчания, которое те отчего-то считали беспомощным или интригующим, или кто знает, что у них на уме... Было кое-что важнее.
«Мое оружие осталось... там. С пустыми руками я могу убить троих вооруженных воинов, но с коротким мечом я могу убивать, пока вы не скажете, что достаточно».
Она негромко засмеялась, и покачала головой.
— Нет, тебе не придется сражаться с пустыми руками. Я дам знать Кориану, он отведет тебя туда, где ты сможешь выбрать оружие себе по руке. С этих пор ты будешь у него в подчинении. Если тебе нужно будет что-нибудь, что Кориан не сможет обеспечить — не стесняйся обращаться ко мне.
«Спасибо вам за все, госпожа. Я не обману доверия».
Поставив чашку на стол, он низко склонил голову - этакий почтительный, но напрочь лишенный раболепия поклон.