И что ж, бывают времена,
бывает время таким,
что слышно, как бьется сердце земли
и вьется тонкий дым.
...
Вот всадники как солнце,
их кони – из темноты,
из детской обиды копыта и копья,
из тайны их щиты.
(с) Седакова
февраль 1439 г.
Прошло два дня с тех пор, как герцог отправил гонцов в приграничные марки, и вернулся всадник с вестями из Дейнской марки: он не встретил ничего подозрительного в тех землях, но предупредил маркиза, который, кажется, отнесся к угрозе довольно снисходительно. Возвращаясь назад, гонец увидел над Кромом молнии и грохот бурь, и посчитал за лучшее пойти в обход, через земли Эдель-Шантийона, и, кажется, не ошибся. Из посланцев в Кромскую марку не вернулся никто.
Каджа ждал войска Монтескье-старшего, которого оторвал от пиров и охоты, приказав немедленно собираться на войну. Темному эльфу передали, что войска дракона уже захватили Кром, хоть Каджа не был уверен, так ли это на самом деле – но в противном случае вряд ли что могло сподвигнуть ленивого графа на выполнение вассального долга. Да и сейчас он спешил лишь для виду, прискакав в «Когти калонга» с конным отрядом из полусотни рыцарей, и говорил герцогу, изящно преклонив колено, что всегда и во всем готов следовать за ним, но тревога оказалась столь внезапной, и войско не соберешь за пару часов, и не лучше ли укрепить замок и ждать врагов, чем неподготовленными бросаться в бой… О, как он был не похож на своего младшего брата, графа Крайнского, доблестного Айторе! Вот уж кто не искал оправданий к отступлению, но только самый короткий путь к сражению. Вот кто готов был поддерживать герцога даже в более безумных авантюрах, несвойственных рассудительному демону. И герцог слышал, как бросил, выходя из зала совета, яростный Айторе резкое слово старшему брату, и в который раз пожалел, что незыблемы законы наследования, и нельзя отдать земли Монтескье младшему, который бы стократно отблагодарил за них.
Решено было выступить немедленно с рыцарями и лучниками герцога и графа Крайнского, а войска графа Монтескье оставить для защиты Гира, если возникнет такая необходимость. Пусть присоединятся к нему люди графа Гелленского и виконта Шейлета, и герцог может быть спокоен, если вдруг враг проберется в Гир окольным путем, или придется отступать – впрочем, отступать он не намерен. Он был силен и уверен в себе; надвигающаяся опасность еще не была увидена им воочию, а лишь рисовалась в мыслях бледным наброском по рассказам ошалевших разведчиков. Он видел их страх, но не склонен был ему поддаваться, потому что считал естественным, если существо, едва ускользнувшее из когтей смерти, боится. Они сбежали, едва завидев краем глаза пробужденных волей некроманта чудовищ, они были покрыты пылью и едва стояли на ногах от усталости.
Герцог собирал под высоким весенним небом свое нарядное войско. Поднялись в воздух знамена Котар-ва-Хассисов: на алых полотнищах реяли над головами черные рогатые нетопыри, сжимающие в лапках золотые ключи – символ власти над сокровенными знаниями. Рядом развевались на ветру белые и зеленые флаги графа Крайнского, с серебряной подковой на щите. Под знаменами своих полководцев собирались рыцари, и у каждого был собственный герб, красовавшийся на щите и попоне лошади. Здесь были демоны с ветвистыми рогами, кожистыми крыльями и причудливыми шипами, торчащими из-под кольчуг; броня скрывала их чешуйчатые тела. Были люди и темные эльфы, знатнейшие рыцари Гирской земли, они не знали еще, с чем вскоре столкнутся, и были воодушевлены предстоящей битвой: горячая кровь кипела в их жилах, а сердца жаждали боевой славы. Были здесь гномы с тяжелыми молотами на длинных рукоятях, какие не под силу поднять человеку или эльфу. Были гоблины – проворные маленькие человечки с короткими луками, защищенные легкими кольчугами и шапочками-шлемами, похожими на кухонные горшки.
Солнце стояло уже высоко, когда рыцари двинулись из долины Калонга в Кром. Герцог гарцевал перед войском на длинногривом коне изабелловой масти. Потом, перед самой битвой, он пересядет на лошадь боевой породы, тяжеловесную животину, приученную вставать на дыбы и бить могучими копытами, маневрировать на поле боя и не бояться грохота и самых странных существ, которые только могут выскочить перед ее мордой. Рядом был верный сенешаль на вороном коне. Следом ехали оруженосцы обоих вельмож, за ними – боевые маги, некроманты и властители стихий, те, которых Каджа привечал в своем замке. Среди них не было ни одного, кто заслуживал бы звание великого мастера, кроме, разве что, семидесятилетнего старца, клонившегося к холке коня – по обеим сторонам от него ехали слуги, готовые подхватить мага, если тот вдруг задремлет и сползет на бок. Он был немощен телом, но владел могучей стихией огня, испепеляющей города и леса, и любил кровавые битвы. За конными отрядами следовали обозы с тяжелой броней и припасами, на длинных поводьях вели боевых лошадей, чтоб не утомлять их под тяжестью всадников во время долгого перехода. Шли пехотинцы, вооруженные арбалетами, луками и дубинками – наемники герцога.
Лезть в горы тяжеловооруженной коннице было бы безумием, поэтому Каджа повел людей в обход, по предгорьям и долинам Гира и Шантийона. Жители окрестных деревень прятались по домам, завидев войско, лишь выглядывали с робостью и любопытством через дверные щелки: на какую-такую битву собираются знатные лорды? Чем грозит это им, простым крестьянам? Когда войско пересекло границу герцогства, переполошились местные владетели, рыцари и виконты, вассалы герцога Эдель-Шантийона – не всех успел предупредить герцог Гирский о своем драконьем походе.
Так он скакал под алыми знаменами во главе своего огромного войска по чужим землям, и мысли его были не только о том, как защитить эти земли от чужеземцев, пусть это и было основной целью этого похода. «Если я вернусь с победой, – сам себе говорил Каджа, вглядываясь поверх конских ушей на вьющуюся перед ним дорогу, темные от талой воды рощи и зазеленевшие поля. – Нет, вернее… когда я вернусь с победой, разбив врага или, по меньшей мере, отогнав его от нашей страны – все они, включая герцога Эдель-Шантийона, будут знать, кто сильнее всех в Хойле, кто способен быстрее всех собрать войско. Пусть смотрят сейчас на моих людей, беспрепятственно топчущих их поля, пусть смотрят и мотают на ус. Очень вовремя подвернулся мне этот драконий заморыш!»
Солнце клонилось к закату. Войско остановилось перед узкой долиной между холмами, больше похожей на ущелье, по которой текла бурная звенящая Даресса, бывшая здесь не шире ручья. Кони бродили по воде, остужая копыта, опускали длинные морды в пенящийся поток, фыркали и гремели сбруей. Сенешаль выслал вперед разведчиков, чтобы проверить, не поджидают ли их в долине, а если нет – разузнать, где сейчас находится мертвое войско Уаллаха. Рыцари, между тем, надевали шлемы и панцири, садились на боевых коней и готовили к бою секиры.
– Будем ли мы сражаться ночью, мой герцог? – спрашивал Монтескье, подъезжая поближе к сюзерену.
– Быть может, мы встретим Уаллаха еще до захода солнца, если поспешим. А нет – так что ж. Будем сражаться при свете магических огней, благо их не затмишь темной магией, не так ли, лорд Веттин? – обратился он к огненному магу, которые зевал в седле, вытирая слезящийся глаз. Но, услышав обращение герцога, тотчас взбодрился, закивал охотно головой и захихикал дребезжащим старческим смешком.
Каджа стянул металлическую перчатку и грыз в задумчивости черный коготь. Был ли он прав, не откладывая битвы на утро следующего дня? Они успели бы отдохнуть, разведать расположение врага основательней и продумать тактику как следует. С другой стороны, если дракон движется быстрее, чем они предполагают – он просто напросто зажмет их в этой долине и передушит всех до одного, магией ли, мертвыми воинами – все равно. И не у одного Каджи, надо думать, есть разведчики, кто знает, не разослал ли Уаллах кого-нибудь из своих прытких покойничков по лесам. Каджа вглядывался хищными желтыми глазами в долину, где поблескивала узкая ленточка воды, отражавшая рыжие лучи закатного солнца.
Прилетел пернатый фурий-гонец и рассказал, что видел, как пал Кромштадт, а войско жуткого вида, окруженное тьмой, ползет по дороге вперед, к новым городам.
– Может статься, Уаллах вообще не знает о нас. Это будет лучше всего. Он пойдет из Кромштадта на запад, к Эдель-Шантийону. Ему незачем лезть в горы – там мало людей, да и мертвецам несподручно карабкаться по кручам. А мы выскочим на него из ущелья и перережем дорогу. Если же он полезет в горы… что ж, мы отступим, а я устрою землетрясение.
Если только сын Уаллаха не исполнил своей угрозы и не связался ментально с отцом. Тогда летучий ящер не только будет предупрежден о том, что герцог готов к его нападению, но и, вполне возможно, изберет своей мишенью именно Гир. Но в таком случае медлить нельзя было еще в большей степени: если так, драконовы мертвецы скоро будут в расщелине, потому что это самый короткий путь из Крома в Гир, не считая непроходимых Айхорских гор.
И герцог приладил шлем, сделанный специально по мерке, закрывающий лицо, затылок и шею, надел доспехи и, взяв шестопер, махнул войскам: пусть поднимают знамена и следуют за ним в ущелье. Отряд за отрядом нырял в глубокую тень под холмами, а когда они выходили на равнину с другой стороны, солнце окрашивало кроваво-алым их щиты и доспехи, и блестело на остриях копий и мечей. Всадники поскакали галопом по засеянным озимыми полям, вырывая копытами тоненькие ростки, а когда вылетели на пригорок, где проходила дорога – своими глазами смогли увидеть на горизонте темное шевелящееся пятно, которое росло и приближалось с каждым мгновением.
