Городской дом Бхимасены Ксашии

Сегодня у Маршала Магии был выходной. И если нормальные создания спешили в подобные дни навестить родственников, друзей, любовников или на худой конец просто напиться в трактире, то сульфин просто задумчиво гулял по городу, планируя в ближайшее время полетать.
В последнее время дела у Бхимасены шли не лучшим образом. Сплетни о Маршале ходили всегда. Ни один более или менее публичный человек не может их избежать, но в последнее время они становились всё злее и злее. Чего про него только не говорили – вспомнили, что когда-то он попал в гвардию благодаря связям с прошлым Маршалом Магии, и раздули эту историю просто до невероятных размеров. Язвительно заверяли, что Сена не более чем экзотичная кукла, которую удобно держать при дворе, и в магии он ничего не смыслит. Ну и, конечно, Ксашии переспал с половиной дворца. Впрочем, на последние сплетни сульфин никогда не обращал внимания.
И сейчас, шагая по улицам Дагора, Маршал старался немного расслабиться и отвлечься от мрачных размышлений. Искоса сульфин оглядывал прохожих – людная улица отличное место для воришек, а то и для кого-нибудь похуже. Многие горожане оглядывались на сульфина. Мужчина в тёмном костюме, с развевающимися лазурными волосами был заочно знаком многим жителям. Сена уже много лет занимал свой пост и даже те, кто ни разу не видел его, знали – если вам повстречается невысокий сульфин с серьёзным выражением лица, длинными синими волосами и золотой серёжкой-полумесяцем в правом ухе, значит это барон Яяти Маршал Магии Дагора.
Внешне Ксашии был, как всегда, собран, на спокойном лице не отражалось не единой эмоции, и только в глаза выдавали, что что-то беспокоит Бхимасену. Волосы слегка развевались от ходьбы и особенно сильно контрастировали с тёмным плащом сульфина.
Наконец, барон заставил подумать себя о чём-нибудь более простом, чем политика Дагорского двора. Мысли Сены устремились к одной капризной леди, о которой он вынужден был заботиться. Маршал отметил для себя, что нужно купить кошке свежей рыбы, иначе Сабирра опять проберётся в кабинет и обязательно напакостит.
Бхимасена едва слышно вздохнул:
«Интересно о чём думают торговцы, когда Маршал Магии по часу придирчиво выбирает у них рыбу? Конечно, я мог бы приказать купить всё необходимое слуге…»
Но сульфин сам признавал, что ему нравятся эти мелкие хлопоты. Нравится заботиться о маленькой голубоглазой кошке, которую в начале и вовсе не замечал.
«Общение только с коллегами не идёт мне на пользу, - отстранёно подумал мужчина. – С другой стороны кошка в отличие от разумных существ не будет требовать, чтобы я брал выходные и забывал о работе».
Задумавшись о пользе котов и рыбе, Маршал столкнулся с каким-то прохожим.
Отметив, что кошелёк на месте, Яяти собрался было продолжить путь, но случайно поднял глаза на внезапное препятствие.
Первое, что увидел Бхимасена – разного цвета глаза, синий и зелёный. Несколько секунд Маршал смотрел на мужчину, пока в голове вихрем проносились мысли.
«Ах, вы слышали Маркиз Нойчь, говорят, вернулся… Да, да, с ним кто-то ещё приехал. Нет, не видела, но говорят у него разные глаза», - трещание придворных дам тоже бывало иногда полезным. У Сены сложилось весьма целостное представление об облике таинственного гостя.
Сена отошёл чуть подальше, чтобы не смотреть снизу вверх на темноволосого – Ксашии испытывал некоторое раздражение, сталкиваясь с кем-нибудь выше себя.
- Ничего страшного, - ответил Бхимасена на извинения. – Мне тоже следовало лучше смотреть под ноги. Могу я чем-нибудь вам помочь?

Перспектива провожать до дома мужчину не вызвала у Бхимасены восторга. Но мысли Маршала тут же пошли в другом направлении. Он подумал, что, возможно, эта встреча принесёт определённую пользу.
- Думаю, на сегодня мне придется забыть о прогулке.
Внимательно, посмотрев на собеседника, Ксашии возразил:
- Вовсе не обязательно, если вас интересует что-то конкретное, я могу показать вам город. Благо времени у меня сегодня хватает.
«Любопытно, что же это за слуги у Нойча, которые бросают друзей хозяина», - мелькали быстрые мысли в голове у Сены. Привычно мужчина делал для себя пометки, чтобы потом, если понадобится, использовать эту информацию.
- Я не представился. Маршал Магии Дагора Бхимасена Ксашии, - сульфин кивнул собеседнику.
- А вы...
«Приехал в Дагор недавно? Любопытно».
Бхимасена решил, с сожалением, что покупку рыбы пока придётся отложить. Вряд ли подобное поведение Маршала Магии пойдёт на пользу престижу королевского двора.
- Впрочем, если вы желаете, я могу проводить вас, но давайте отойдём подальше от основного движения.
Сульфин не любил толпу, иногда ему казалось, что он почти задыхался в скоплении  народа. Насколько бы не отличался Бхимасена от своих сородичей, настолько же он был похож на них – ему не нравилась толпа, теснота и ограничения.  Конечно, Сена никогда бы не признался в этом, только слегка нахмуренные лазурные брови выдавали то, что Ксашии чувствовал себя не комфортно.
«Мне никогда не понять тяги людей и прочих рас к жизни в тесных городах. Слишком много разных существ на один квадратный метр. Неужели никого не смущает вторжение в их личное пространство?»
- Слуге вашего друга следовало быть осмотрительнее и не оставлять вас одного, раз в Дагоре вы впервые, - осторожно заметил мужчина, надеясь узнать какие-нибудь подробности.

- Вы не отнимете у меня времени, - спокойно заметил Сена. -  Всё равно у меня не было никаких особенных планов на этот день. Разве что пройтись по рынку и купить кое-что, поэтому я могу побыть сегодня вашим сопровождающим, - по губам сульфина скользнула лёгкая улыбка.
О том, что барону хотелось ещё и полетать, он говорить не стал. Не нужно давать лишней информации о своих привычках.
«Когда-то очень давно мне не приходилось обдумывать каждое своё слово и чувствовать себя сульфином в яме со змеями, - с некоторым сожалением подумал Ксашии. – Когда каждое лишнее движение или слово может стоить жизни».
Бхимасена мог по пальцам одной руки пересчитать тех, с кем он мог говорить почти без оглядки. Возможно, именно это являлось причиной необщительности барона, к тому же, Сена очень не любил врать, а иногда без этого в разговоре обойтись никак было нельзя.
- Куда бы вам хотелось пойти? – спросил сульфин. Голос мужчины был негромок, Яяти не хотелось, чтобы кто-нибудь слышал их разговор.
- Я наслышан о Вас, Маршал. Весть о Вас дошла даже до Кёху.
На этих словах лазурная бровь чуть удивлённо изогнулась.
«Кёху».
- Надеюсь, что до Кёху дошла хотя бы крупица правды, - заметил мужчина. – Иначе, боюсь, что обо мне могло сложиться превратное впечатление.
Но, откровенно говоря, в этом Маршал сомневался. Если уж даже те, кто лично знаком с сульфином, охотно верили слухам, то, что уж говорить о жителях далёкой земли.
- Надеюсь, что не все слуги маркиза Нойчь столь плохо воспитаны.
На это Яяти лишь вежливо ответил:
- Маркиз не похож на человека, который позволил бы творить своим слугам, что им вздумается. Наверняка всё не так просто.
Нойчь был тёмной лошадкой, и о нём ничего достоверно не было известно. А таким Бхимасена не доверял куда больше, чем опытным интриганам. К тому же все эти слухи о связи мужчины с королевой… Нет, пока Сена не торопился делать выводы, но определённые идеи у сульфина были. Вот только время, чтобы озвучивать их не пришло.
- Как вам Дагор? – спросил Ксашии своего разноглазого спутника. – Не успели вы появиться, как по двору поползли множество слухов. Наши дамы заинтригованы вашей персоной.
«Впрочем, не только дамы, - слегка насмешливо подумал Маршал. – Но у большинства мужчин совсем другой интерес».

Отредактировано Bhimasena Ksashii (2011-12-21 03:13:53)

- Предлагаю пройтись по старинным улицам города для начала, - заметил барон. – Иногда мне становится жаль, что я не застал той эпохи.
Честно говоря, для разговоров Сена предпочёл какое-нибудь тихое место, чтобы спокойно поговорить с новым знакомым, но Аршиону хотелось увидеть город, поэтому сульфин промолчал.
Мужчины медленно передвигались по улице, иногда Ксашии встречал знакомых, но они, видя, что Маршал занят разговором, не мешали общению.
- Я тоже предпочитаю не верить слухам, хотя самые живучие сплетни рождаются из правды. Это многих и подкупает, в море лжи где-то есть крупица истины, её ищут, но не могут распознать и заочно начинают верить всему.
Это было верно и в отношении барона Яяати. Не как уж были не правы завистники, говоря, что получил своё место Сена не своими силами. За это нужно было благодарить Иллану. Если бы не она он умер бы в той вонючей подворотне и уж точно никогда бы не стал гвардейским магом. Но так же верно было и то, что даже будучи ещё юным сульфином Бхимасена был талантливее многих своих сослуживце и разговоры о том, что он попал ко двору просто так были беспочвенны. На счёт сексуальных пристрастий барона сказать было труднее. Редко кто-то привлекал внимание сульфина настолько, что ему удавалось забыть обо всём и погрузиться в пучину страсти. За достаточно долгую жизнь такое случалось всего пару раз, и в обоих случаях объектами желания Ксашии оказывались девушки. Но были и мимолётные увлечения и не всегда любовниками Яяти становились женщины.
За разговором сульфин неоднократно замечал, что Ласкен тщательно отбирает слова и не говорит ничего лишнего. Бхимасена поглядывал на собеседника, надеясь найти какой-нибудь ключик. Пока Маршал узнал лишь жалкие крохи информации. Изредка бросая внимательный взгляд из-под лазурных ресниц, Ксашии пытался оценить, что из того, что говорит собеседник, является правдой. В конце концов, мужчина мог спокойно врать, не краснея.
Дагор, судя по всему, пришёлся Аршиону не по душе, тот отделался ничего не значащей фразой.
«Не многому придётся этот город по нраву, - подумал сульфин. – Но мне он нравится, хотя Дагор рано или поздно, словно прожорливый змей поглощает и своих почитателей, и врагов».
- Этот город опасен и по-своему прекрасен. Знаете, в первый же день здесь меня чуть не убили, - мягко улыбнувшись, заметил Ксашии. Казалось, мужчина говорил о каком-то чуть ли не приятном воспоминании. Но в некотором роде так оно и было, в тот день он познакомился с фурией. – Я умирал в паре кварталов отсюда, но Татес был благосклонен ко мне, - эти слова Маршал сопроводил почтительным жестом, отдавая дань уважения Младшему богу. – Тогда мне повезло, и я жив и по сей день. И для меня нет города прекраснее.
Серебристые глаза Бхимасены почти лихорадочно блеснули. Иногда барон ощущал себя мотыльком, который прекрасно знает, что его погубит, но, не смотря на это, не желающим иной доли.
- И все это за одну ночь! И что же за слухи дошли до Вас?
- О, самые разные, - слегка усмехнувшись, ответил барон. – В основном они носят романтический окрас и мало связаны с реальностью.
Распространяться он дальше не стал, сульфин не любил сплетни, да и при желании аристократ мог узнать всё необходимое.
- Вы ведь прибыли из Кёху? Там какие новости? Конечно, до нас тоже доходит кое-что, но хотелось бы узнать информацию из уст более правдивых, чем у наших дворовых сплетниц.
Конечно, барону было известно гораздо больше, чем большинству горожан и многим придворным. Да и поручиться барон мог, что его информация была более достоверной.

Отредактировано Bhimasena Ksashii (2011-12-21 03:17:12)

Губы сульфина чуть дрогнули в улыбке.
- Да, я, как вы правильно заметили, люблю старину. История может многое рассказать о прошлом, настоящем и будущем. Конечно, только внимательному исследователю, до которого мне, увы, ещё далеко, - последнее утверждение Ксашии кто-нибудь мог бы и оспорить. Кто-нибудь, кто хорошо знал мужчину и ведал, что почти всю сознательную жизнь барон изучал книги по истории Миста. Но сам маршал прекрасно понимал, что мало прочитать книги, история храниться не на их страницах. Ведь все эти фолианты пишут такие же существа, как и все остальные. Им свойственно приуменьшать или же напротив приукрашать некоторые события.
«Когда-нибудь… Если я доживу до старости, - при этих мыслях барон Яяти прикрыл глаза. Чаяния были почти фантастическими. – Я займусь изучением истории».
- Сам я родом из Амирана, как и большинство сульфинов. Мы редко селимся в таких многолюдных местах, особенно в Дагоре, - окончание фразы Сены словно растаяло в воздухе. Мысли об Амиране неумолимо напомнили о пропаже родителей. Лицо мужчины вновь стало абсолютно беспристрастным, даже серые глаза на этот раз не выдавали эмоций Маршала. А в душе бушевала буря и страх. Да, именно страх. Сульфин был далеко не маленьким ребёнком, но любил своих родителей, настолько, насколько может представитель этого народа, привыкшего к самостоятельности. Если мужчина кому-нибудь и доверял полностью, то только родителям. И вот кто-то… Ксашии до боли сжал правую руку в кулак. Кто-то посмел их тронуть.
В душе Бхимасены пока не угасала надежда. Никаких следов злоумышленников он не обнаружил.
«Да и не обязательно, что в этом виноват кто-то конкретный, - нехотя признал Маршал. – В Мисте довольно много различных аномалий…»
- Что тогда произошло?
Слова Аршиона оторвали сульфина от тягостных размышлений, и Сена с радостью ухватился за возможность отвлечься.
- Я был ещё юн и слишком самонадеян, - чуть слышно произнёс Ксашии. – И плохо знал некоторые обычаи Дагора.
О том, что его едва не убил какой-то грязный оборванец Яяти умолчал, решив, что подобные подробности будут лишними.
- Я слышал о каком-то переполохе на похоронах главы Клана Цветов, но большею частью до нас дошёл сплошной абсурд. Там было что-то про заклинателя бешеной собаки…
Уголки губ мужчины слегка дрогнули. Вспомнив тот бред, Бхимасена едва не рассмеялся.
- Посмотрите на этот дом, - неожиданно остановился сульфин у мрачного трёхэтажного здания. Камень потемнел от времени, стёкла потускнели, фасад обвил тугими змеями плющ. Создавалось впечатление, что дом давно уже пустует.
- Этому зданию около семисот лет. Поговаривают, что оно проклято, - Сена, улыбнувшись, оглянулся на своего спутника. – Как бы то ни было, в нём постоянно случаются пожары, говорят, что в его стенах погибло около десятка существ. Нынешний хозяин не решается в нём жить.

- Позвольте спросить, что же Вас привело в Дагор?
Сульфин чуточку задумчиво погладил кинжал на поясе. Серые глаза, казалось, чуть затуманились от нахлынувших воспоминаний.
- Мне просто хотелось увидеть мир внизу, тот мир, о котором я так много читал. Я не хотел конкретно в Дагор, просто так вышло. В то время меня занимали не меньше Кёху, Академия и Киан. Возможно, не познакомься я здесь с одной очаровательной особой, отправился куда-нибудь ещё. Если выжил бы, разумеется.
При воспоминании об Иллане по губам Бхимасены скользнула улыбка. Фурия была из тех женщин, которых невозможно вспоминать равнодушно или отстраненно. Можно боготворить их, ненавидеть, проклинать, но игнорировать никогда. 
- Верю ли я в то, что это здание проклято? Не знаю. Может быть, если бы я задался этим вопросом, я ответил бы вам что-то более конкретное. Но для меня это скорее байка, которая может оказаться правдой. Пока меня это устраивает.Судьба этого дома зависит от его хозяина, его мотивы мне не известны. Он несколько эксцентричен.
«Впрочем, мало кто может похвастать тем, что знает это существо».
Барон Яяти погрузился в несколько мрачные воспоминания, поэтому не сразу заметил опасность. По улице шла Она. По лицу женщины блуждала странная улыбка, из тех, что можно было назвать даже сумасшедшими, если бы не вполне осмысленное выражение глаз.
Стоило Маршалу Магии увидеть её, как Ксашии замер, словно кролик перед удавом. Замешательство продлилось мгновение, прежде чем мужчине удалось взять себя в руки. Лицо сульфина стало практически каменным, лишь во взгляде читалась некоторая обречённость.
Не будь рядом Аршиона, Сена позорно ретировался бы, улетев куда-нибудь. Но в данной ситуации побег был ещё худшим выходом. Дама всё плыла по улице, чуть приподнимая юбки платья. На некотором расстоянии за женщиной следовали двое мужчин – охрана богатой дамочки, которой почему-то именно сегодня взбрело в голову прогуляться по старому району Дагора.
Смоляные кудри были идеально уложены, на лице почти незаметный минимум косметики, тёмно-синее платье плотно обхватило фигуру, на плечах тёплая накидка. Вполне мирная картина, если не видеть хищного азарта в глубоких тёмных глазах. Она уже заметила Бхимасену и его спутника. Теперь птичке осталось трепыхаться недолго -  ясно говорил её взгляд.
Лицо Ксашии было бледным и невыразительным. Но его винить нельзя было, не каждый может встретиться со своим худшим кошмаром наяву.
- Барон, - приторно сладко пропела женщина, чуть растягивая слова. – Какое неземное счастье встретить вас и вашего спутника.
Медленно, очень медленно она приближалась, слегка покачивая при ходьбе кринолином. Глаза её окинули взглядом мужчин, подмечая мельчайшие детали, делая какие-то выводы. Подойдя поближе, женщина протянула Сене руку в перчатке. Скрепя зубами сульфин склонился и символически коснулся губами тонкой ткани. Яяти не мог видеть в этот момент холодного удовольствия в глазах дамочки.
Дама окинула почти интимным взглядом сульфина и повернулась к оборотню.
- Ну же, скорее представьте меня своему другу.
На последнем слове женщина сделала едва заметный акцент, словно намекая на что-то. Барону показалось, что скулы свело так, будто он съел лимон. Бхимасена медлил, почти на грани приличия. Сульфин искренне считал, что Аршион проживёт счастливо до самой смерти, если избежит этого знакомства.
- Имею честь представить вам, барона Аршиона Ласкена, он приехал в Дагор из Кёху - прохладно заметил Яяти. Мужчина решил опустить тонкости с титулом, так как не уточнил, какое именно положение Аршион занимает у себя на родине. – А это баронесса Ориэлла Делеро.
Хотя внешне этого было не особенно заметно, но мужчина всеми фибрами своей души жаждал избавиться от этого общества, как можно, скорее.
- Ооо, я не знала, что у вас есть друзья и в Кёху, мой дорогой барон.
И опять странный акцент на слове «друг».

Баронесса Ориэлла Делеро была во всех смыслах интересной женщиной. Наполовину человек, наполовину джинн она воплотила в себе как достоинства, так и недостатки обеих рас.
Выданная рано замуж без учёта чувств, за отвратительного ей мужчину, девушка быстро поняла, что, если не возьмёт судьбу в собственные руки, то так и останется на всю жизнь лишь удобной пешкой в чужой игре. Как только эти мысли сформировались в прелестной головке, судьба её ненавистного супруга была решена.
О, нет! Она не убивала барона Делеро. Просто несчастный случай, он заблудился на охоте и упал в расщелину. К счастью, мало кто знал, что жена покойного прекрасно владела магией пространства.
С тех пор Ориэлла осталась предоставлена сама себе, отец правда попытался ещё раз выдать непутёвую дочь замуж, но номер не прошёл, птичка упорхнула. И вот уже около сотни лет полукровка неотлучно находилась при дворе и жила в своё удовольствие, благоразумно не прыгая выше головы. Правда, была у баронессы одна слабость… красивые мужчины.
Жадность. Её прекрасная баронесса унаследовала от своего отца. Она была равнодушна к богатству, благо своих денег у неё хватало, но вот перед редкими вещицами устоять не могла. Такой же экзотической безделушкой показался Ориэлле когда-то и сульфин. Будь Сена тогда более искушён, он просто уступил бы баронессе и дождался, пока она потеряет к нему интерес. Но Яяти лишь отмахнулся, сказав, что его это не особенно интересует.
Тогда и стали появляться слухи о том, что сульфин предпочитает мужчин женщинам. Ориэлла никогда не говорила напрямую, действовала лёгкими намёками, позволяя додумывать остальное другим. Эта ловкая змея мастерски закручивала кольца вокруг пойманной птицы и не собиралась её отпускать. И хотя слухи давно вышли из под контроля Ориэллы (слишком многим они были на руку), баронесса продолжала подпитывать их новыми подробностями. Так и сегодняшняя встреча в будущем перерастёт в потрясающую по своей бесстыдности новость.
Пока Бхимасена придавался размышлениям, Аршион взял ситуацию в свои руки. Сена внимательно посмотрел на Ориэллу и заметил лёгкий румянец на бледных щеках, очевидно, женщине льстило внимание такого привлекательного мужчины, как Ласкен.
«Интересно, к чему страсть перевесит сегодня? К сплетням или мужчинам?»
Сульфин хотел прошептать короткое слово: «Берегись», но знал, что уже слишком поздно.
- Наш дорогой барон счастливец, ему везёт на интересные знакомства.
Лёгкий скользящий взгляд в сторону сульфина и вот уже вновь всё внимание женщины приковано к разноглазому мужчине.
- Без сомнения, - спокойно заметил Яяти. – Чего стоит только знакомство с вами, баронесса.
На секунду взгляд женщины стал холодным:
- Жаль, что вы не оценили этого когда-то, - но вот улыбка снова коснулась губ. – Ах, барон, - промурлыкала Ориэлла, обращаясь к Аршиону. – Не желаете ли составить мне компанию в прогулке по городу, уверена, Маршал будет не против, если я вас украду.
Ситуация становилась опасной. Не стоило оставлять этих двоих наедине. Мало ли, какую информацию могла сообщить баронесса Ласкену. С другой стороны, Маршал не мог придумать благовидный предлог, чтобы спровадить её.
«Догадалась ли она, что перед ней спутник маркиза Нойча? Будем надеяться, что нет».
Сульфин посмотрел на Аршиона.
«Согласиться ли он?»

Отредактировано Bhimasena Ksashii (2011-12-11 14:57:43)

Ксашии немного напрягся, слыша ответ Аршиона. Возможно, это и поможет избавиться от баронессы, но столь же велика вероятность того, что женщина использует слова Ласкена, как оружие. Только вот против кого? Вряд ли против оборотня, слишком её он заинтересовал.
Бхимасена уже почти слышал, как Ориэлла предлагает Яяти составить ей компанию, раз уж Аршион так занят.
Но, то ли мужчина понял настроение дамы, то ли просто быстро сориентировался, но предложил отложить ей встречу на потом, зародив надежду в любвеобильной душе баронессы Делеро.
А ведь, если смотреть откровенно, ничего конкретного разноглазый не обещал. Губы Яяти тронула чуть одобрительная улыбка.
Эти «более удобные условия» могут наступить очень не скоро.
Однако женщина не была бы собой, если бы не взяла обещание со своей новой жертвы. Томный взгляд из-под ресниц, лёгкое касание руки, обтянутой мягкой тканью.
- Раз так… я смогу Вас отпустить. На этот раз, но мне хочется, чтобы Вы, Аршион, посетили мой дом до отъезда.
Голос баронессы стал мягким и чарующим. Честное слово! Не знай сульфин, как она может быть опасна, он поддался бы её очарованию.
Внимательные тёмные глаза прямо смотрели на Аршиона. О чём думала она? Быть может, она догадывалась, что, скорее всего, его больше не увидит. Или действительно была уверена, что уловка удалась. А может быть, уже изощрённо продумывала очередную порцию слухов, которую кинет придворным, словно кость своре собак.
И уж действительно никто не смог бы предположить, что под тёмными ресницами в глазах затаилось одиночество.
Она улыбнулась, ослепительно и ярко.
- Я буду ждать Вас, - и, повернувшись к Сене, сказала. – Если и Вы как-нибудь навестите меня, я буду счастлива.
С этими словами баронесса подозвала своих людей, и они двинулись дальше.
Маршал долго смотрел ей вслед, и только когда убедился в том, что она скрылась достаточно далеко, обратился к Аршиону:
- Очевидно, зря я пренебрегал упражнениями в словесных искусствах. Я поражён, как Вам удалось успокоить её.
Бхимасена смягчил слова, готовые сорваться с его губ. Ориэлла всё же была дамой, а значит, это было недопустимо.
Однако настроение барону эта встреча всё же подпортила.
- Мне трудно это признавать, но без этой женщины моя жизнь была бы не столь… разнообразной, - сообщил он, тем не менее, несколько иронично. – Вероятно, это не моё дело, но Вы собираетесь посетить её?

Отредактировано Bhimasena Ksashii (2011-12-21 03:17:49)

- Вероятно, вы правы, каждой из них хочется быть объектом восхищения. Они как цветы, что нуждаются в солнечном свете.
Барон задумчиво смотрел в небо, на пробегающие облака, а затем неожиданно улыбнулся:
- Идёмте, Аршион, думаю, мы достаточно простояли в этом переулке.
Пригладив разметавшиеся от ходьбы пряди волос, Бхимасена пошёл дальше, вопрос оборотня не застал мужчину врасплох, он ждал его. Тем не менее, сульфину не хотелось вдаваться в лишние подробности и говорить прямо, что многими слухами он обязан исключительно этой даме.
- Когда-то я не смог ответить на чувства баронессы, с тех пор она меня невзлюбила.
Бхимасена замолчал, подбирая слова.
- А она из тех людей, - если её можно так назвать. - С которыми ссориться не следует. Не потому, что обладает особенным влиянием при дворе, а скорее потому, что умеет действительно ненавидеть…
Пускай мысленно мужчина иногда готов был лично свернуть шею Ориэлле, Ласкену этого говорить он не стал, хватит и того, что оборотень стал свидетелем этой сцены. Стоит копнуть немного глубже и многое о бароне станет ясно. Сена понадеялся, что Аршион не станет этого делать, по крайней мере, пока.
Яяти спокойно посмотрел в глаза своего спутника и решил ответить честно:
- Это зависит от того, чего вы хотите. Лучший способ заставить оставить Вас в покое, дать баронессе то, чего она хочет как можно быстрее. Она будет довольна, - туманно намекнул Ксашии. Разумеется, эти слова подразумевали, что женщина желает разделить с Аршионом ложе. – Если Вы не примете приглашения, не сомневайтесь, что она отплатит вам.
В общем-то, Ориэлла была такой же женщиной, как и все остальные. Только вот изобретательности и хитрости у неё было в разы больше, что делало её опаснее. Бхимасена мог дать бы совет, как лучше всего достичь её благосклонности… Как смешно это ни было, но он, наверное, знал эту сторону придворной дамы лучше других. Только вот зачем ему давать такое совет Аршиону? Быть может, он сам однажды им воспользуется, если ему очень это понадобится. Только в его случае цена будет намного выше.
Сульфин посмотрел на солнце и с сожалением констатировал:
- Боюсь, в скором времени мне придётся вас покинуть, поэтому нам стоит направиться к дому маркиза.

Отредактировано Bhimasena Ksashii (2011-12-21 03:18:17)

Лес <---

Говорить, нет, даже думать о том, в какие по масштабу неприятности он попал каких-то полчаса назад не имело смысла - по правде говоря, было даже неприятно уверовать в то, что все могло бы обойтись, и ничего бы этого не случилось, если бы сразу после того, как он покинул стены "Маскрада", ему не пришла в голову мысль проверить ловушки. Думать о том, что могло бы быть, если бы он не сделал того-то или не повстречался с тем-то не имело никакого смысла, и только мысли его от этого становились все мрачнее и мрачнее, постепенно затмевая собой вдоволь поиздевавшуюся над ним реальность. Наверное, уже давно, в самом начале, так сказать нужно было просто приостановить поток тяжких мыслей - разумеется, не всех, ибо даже он, нежить, постоянно думал о чем-то серьезном или важном, вне зависимости от его желаний, - о том, что ему теперь делать и как быть. Гадать о том, кто же на деле был виновником всего произошедшего, он отчаялся понять уже тогда, когда горе-алхимик поджег сам себя. И решил во избежание дальнейшей тщетной работы разума, условиться, что причиной всему произошедшему была его непредусмотрительность, и как следствие - он сам. В отличие от многих живых существ, он не считал наиболее легким и бесхлопотным вариантом перенести всю вину на кого-нибудь постороннего: ведь если подумать, он был единственным существом во всем Мисте, которое было готово выносить его укоры сколько угодно и слушать пространные рассуждения на ту или другую тему. Обычно он так и делал - ни с кем не советуясь, ни говоря ни с кем, искал ответы на свои вопросы или решал проблемы самостоятельно; конечно, нельзя не признать, что с каждым годом мыслительный процесс у него работал все медленнее и медленнее, и ему удалось перестать волноваться по этому поводу только десять лет назад. И действительно, самим же быть своим судьей, когда все вокруг и без того выносят тебе критику разной степени жесткости, порой умопомрачительно приятно. Мертвец искренне не понимал тех, кто "строит" себя на основе чужих, порой даже безосновательный, мнений. Однако сейчас все было по-другому. Со стороны это, вероятно, выглядело так: быстро, грохочущая доспехами, уже не так плотно сидящими на его иссохшемся теле, фигура, несшая на спине что-то явно живое, пробивалась сквозь толпу спешащих на работу существ - сейчас было самое начало дня, - и весь ее вид, хотя лицо давным-давно перестало выражать какие бы то ни было эмоции, был угрюмым и отчужденным, даже что-то искаженно-печальное было в нем. Но все это можно было бы заметить лишь при детальном рассмотрении, отметив поникшую ниже обычного голову и сгорбившуюся, причем не под тяжестью тела, спину. А так всем до него было лишь одно дело - постараться обойти. Что и говорить, ему даже не имело смысла освобождать себе путь каким бы то ни было способом, ибо пространство в метр или два вокруг него было пусто. Один раз, правда, из-за поворота на него выскочил разносящий хлеб мальчишка, но благо не вскрикнув, а только пробормотав что-то, умчался дальше. Это только заставило нежить ускорить шаг, хотя двигаться быстрее покалеченному временем телу было непросто. Ему казалось, что не поспеши он, и случиться что-то еще более худшее, чем могло быть сейчас; стоит ли скрывать, насколько сильно он опасался, что мальчишка умрет буквально "на нем"? И дело тут было даже не в том, что все, кому он был ненавистен, нашли бы наконец повод отдать его под суд.                 
  "Ходячий труп убил ни в чем неповинного юношу - как оно вам?" - размышлял нежить, отмеряя шагами выложенную камнем дорогу, - "но ведь все тут не так просто, как кажется на первый взгляд. Все гораздо сложнее... Остается надеяться, что он еще дышит... Никак не могу разобраться..."
  Не хотелось ему быть заклейменным, как убийцей детей - ведь по сути беловолосый паренёк был юнцом, только-только достигшим совершеннолетия, у которого, как любят выражаться иные мужчины, "молоко на губах не обсохло". А это было бы действительно неприятно, даже можно сказать, ужасно в каком-то смысле. Даже если он хотел есть, то детей не убивал. Это можно было назвать своеобразным кодексом. Но, пожалуй, одному лишь Татесу могла быть понятна эта самому мертвецу непонятная логика.
  Пройдя очередной переулок, Варген не смог удержаться от того, чтобы не помянуть мблоком Макнелли. Этот алхимик поселился в самом центре города, а путь от лесных чащоб, причем от самой их сердцевины, до одного из элитных районов Дагора сложно было назвать коротким. Особенно для него, Дретта, который явно был воскрешен не для того, чтобы быстро преодолевать большие расстояния; наверное, это было даже забавно, учитывая то, что он работал ночным сторожем, и в его обязанности входило при необходимости гнаться за преступниками. Возможно, он даже задумался бы о всей курьезности этой ситуации, но сейчас, чувствуя у себя за спиной еле шевелящееся тело, он размышлял только об одном - о том, насколько глубоко с каждой минутой он погрязает в этом отвратительном по своей сути кошмаре. Да, саму встречу с этим мальчишкой можно было бы назвать кошмаром, и Дретт подсознательно чувствовал, что это не просто его предрассудки, но настоящая, по сравнению со всем произошедшим с ним за эти два дня, угроза его более-менее мирному существованию. Только эмоциями своего беспокойства он никак не выдал бы, даже если лицо еще могло бы что-нибудь выражать; пробегая одну улицу за другой, провожаемый удивленными взглядами прохожих, он постепенно погружался в некое бессознательное состояние. Уже не прикладывая усилий для того, чтобы перестать думать о назревающих проблемах, он просто бежал, бежал, держась ближе к домам и стараясь не выходить на середину дорог; прошел еще один час и теперь по улицам разъезжали всадники, и чуть реже - небольшие тройки, запряженные худыми скакунами. Однако бегу суждено было вскоре прерваться, и не прошло пятнадцати минут с того момента, как Варген пересек последнюю широкую улицу, по бокам которой высились необыкновенные по своему архитектурному стилю особняки, и очутился прямо на пороге неприметного на фоне остальных одноэтожного дома. Остановившись, он насколько мог громко постучал костяшками пальцев по поверхности дубовой двери. Через минуту она несколько отворилась, и мертвец просунулся внутрь, при этом оцарапав темное дерево доспехами.
  Внутри было совершенно светло - яркий сноп света пробивался через большое двойное окно, выглядывающее на небольшую площадь с аккуратным фонтанчиком, из которого, правда, уже который месяц не шла вода: кто-то сломал его, но виновника не нашли, а точнее, не стали искать. Все было предельно чисто и аккуратно, настолько, что любой, впервые вошедший в этот особняк, не поверил бы, что в нем не живет женщина. Сам же владелец дома, одетый сверху донизу в парадный, как говорил Варген, костюм - сам нежить не различал всех видов платьев, предназначенных для выхода, и называл их одним словом, - и с удивленной, легкой улыбкой смотрел на нежданного посетителя. И будь Дретт жив, он бы наверняка поежился; без слов было ясно, что он посетил алхимика не в самый удачный момент, но вместо неловкости, присущей бы любому в такой ситуации, нежить ощущал лишь твердую уверенность. Он хорошо, пожалуй, даже слишком хорошо знал Луваардена, чтобы не рассчитывать на его помощь даже сейчас, когда у того в руках уже была его любимая трость, с которой он всегда ходил вне дома. И уже примерно через пару секунд тот, осмотрев Варгена и то, что он нес, ни говоря ни слова, отставил "смычок" и в таком же немом молчании помог сторожу усадить мальчика на один из массивных обеденных стульев, который был преждевременно отодвинут. Спокойное и как казалось Дретту, понимающее выражение лица Макнелли практически не изменилось даже тогда, когда его одетые в белые перчатки руки осторожно стянули с юноши липкий от пота холщовый плащ - только еле заметная складка пробежала по его лбу, а в глазах загорелась решительная угрюмость. Сам же мертвец терпеливо ждал в стороне. Именно сейчас, находясь здесь, он был почти что полностью спокоен: этот алхимик всегда мог что-нибудь придумать и ему доводилось выходить из ситуаций куда более сложных. Тишина еще пару минут легким облаком висела над их головами, прерываемая лишь частым дыханием пострадавшего, а в следующий момент на том месте, где стоял Луваарден, уже никого не было, и Варген только слышал топот его ног, спускавшихся по лестнице в подвал. Мертвец же чувствовал себя поистине умиротворенным - если подобное высокое слово подходит для описания сухого, но приятного спокойствия, охватившего его в этот момент. Ему казалось, что Макнелли каким-то невероятным образом разрешит все, при этом не выполняя столь много совершенно ненужных действий, как он сам. Вероятно это было связано с тем, что Дретт, несмотря на то, что особо не различал людей по рангам и сознательно ставил их на одну и ту же ступень, осознавал, что существа такого положения, как его знакомый алхимик, делают быстро многое из того, на что такие как он, Варген, затрачивают невероятное количество времени. И сейчас ему совершенно не хотелось думать, вся эта череда мыслей в его сознании, не более, чем "акт отчаяния" того, кто запутался в паутине жизни и никак не может выпутаться из нее, тем самым избавившись от всез посланных ею проблем.
  Луваарден же не заставил себя долго ждать; вскоре он буквально "возник", уже без перчаток, возле мальчишки с руками, полными какими-то запечатанными пробирками, колбочками и парой небольших коробочек с чем-то побрякивающим внутри. Манипуляции, далее проделываемые алхимиком со всем этим, можно было бы описывать достаточно долго. Он извлекал содержимое сосудов одно за другим, перевязывал руки юноши, сперва вылив на них чем-то, пару раз ему даже пришлось смешивать жидкости нескольких склянок - и затем он вновь повторял все это, хотя после третьего захода Дретту начало казаться, что все, что он ни выливал на кожу парня, носило совершенно разные названия. Наверное, прошло не больше десяти минут, прежде чем Макнелли отошел от находящегося без сознания "больного", хотя для нежити, вновь погрузившемуся в состояние некого оцепененияч, из которого он будто бы не собирался выходить, время летело более чем быстро. И только когда Луваарден, вытерев руки полотенцем и натянув на них перчатки, взял в правую трость, мертвец вынырнул из омута мыслей и, обратив взгляд на алхимика, произнес:
   - И... что теперь?
  В ответ тот улыбнулся одной из тех своих улыбок, которые по непонятным Варгену причинам умиротворяюще действовали на многих живых существ.
   - А теперь, мой дорогой мертвый друг, позаботься о том, чтобы дать ему воды, как только он очнется.
   - И это все?
   - Если ты имеешь ввиду, что хотел бы видеть его подальше от себя, а точнее, передать его в мои без сомнения заботливые руки, то тебе явно не повезло, - тут улыбка Луваардена, как показалось Дретту, сделалась более мягкой - пусть он и алхимик, да и судя по всему кёхуанец, у меня нет времени заботиться о его благополучии.
  Он подошел к двери и уже взялся за ручку, когда нежить снова заговорил. В его монотонном голосе проскользнула нотка сомнения.
   - То есть, я больше не могу рассчитывать на твою помощь?
  Макнелли фыркнул, словно хотел засмеяться.
   - Ты же знаешь, я всегда готов помочь тебе в обмен на пару твоих услуг. Но в данной ситуации проку от меня будет немного. К тому же, тебе явно не помешает на некоторое время покинуть свой вакуум и почувствовать жизнь на вкус, который ты уже позабыл. "Что не делается, то к лучшему": сказала графиня, когда графа повесили." Только не переусердствуй уж с мальчонкой.
  С этими словами, уже не дожидаясь ответа Дретта, алхимик вышел из дома. И только спустя минуту до мертвеца дошло, что тот так и не объяснил причины, по которой не может обеспечить юноше временное жилье.
  На самом деле, Варген ожидал услышать что-то вроде такого, но рассчитывал на более-менее точные указания. Сейчас же он совершенно не знал, что ему делать: сидеть ли и ждать, когда придет юноша, а потом отвести его на какой-нибудь постоялый двор, посадить ли на корабль и отправить в Кёху или же - от одной только мысли об этом ему становилось не по себе, - отвести беднягу в свою комнатушку на одном из переулков. Но нет, это было бы слишком - не только для самого нежити, но и для парня, которому явно требовалось место со всеми условиями для раненых, а не захудалое место в четырех стенах, в котором запах мертвечины стал таким же нормальным, как восход солнца поутру; по крайней мере, так ему когда-то говорили соседи, после переехавшие жить этажом выше. Наверное, лучше будет оставить его в гостинице и приходить каждый день навещать его. Хлопотно, конечно, но мысль просто уйти, оставив мальчишку в таком положении, было просто неприемлимо. "На весь Дагор один живой мертвец" - думал тот, взявшись за спинку одного из стульев и, поставив его перед юнцом на расстоянии около метра, уселся на него и, вперившись глазницами в бледное лицо, ждал. Ждал, когда тот придет в себя - так же, как естесствоиспытатель ждет, когда из кокона вылетит бабочка, хотя он понятия не имеет, что он будет делать после того, как это произойдет.

Отредактировано Варген Дрэтт (2012-01-24 18:30:50)

Он сделал это - сразу, будто так и должно было быть, и ни одной мысли о преследовавшем мертвеца невезении не промелькнуло в его голове. Даже не задумался, в прямом смысле этого слова. Просто встал, одновременно скрипя то доспехами, то суставами, снял висевшую на спинке стула, на котором сидел парень, сумку и открыл ее "бездонный зев".
А она действительно была бездонна. По крайней мере, для него, совершенно ничего не смыслевшего и не сообирающегося смыслить в алхимии. Там были склянки. Много, слишком, по его мнению, много всяких бутылочек, колб, пробирок, баночек, странных кожаных мешочков и всего того, чем в особенности были так знамениты существа, занимающиеся этой подозрительной по своей сути наукой. Можно сказать, что тут пожалуй что не было перегонного куба, этого столь масштабного и столь хрупкого аппарата, который всегда занимал особое место на столе в лаборотории Макнелли. Однако это было единственным словом из особого словаря алхимиков, которое он сумел вбить в свою голову и запомнить, а все же остальное, название ли ингридиента или какой-нибудь особой бутыли, отличающейся от остальных таких же лишь формой горлышка, он выучить был не в силах. Хотя и нельзя сказать, чтобы он действительно пытался преуспеть в этом деле - в конце концов, не для этого он временами посещал дом Луваардена. И все же сейчас он особенно жалел о том, что когда-то не акцентировал внимание на этой науке, и сейчас мог лишь с немым, даже тупым непониманием "проедать взглядом дыру" в алхимической котомке. Впрочем, как сказать, чтобы он жалел - скорее это был своего рода ступор, в состояние которого он в последнее время впадал все чаще и чаще. Полное непонимание того, что происходит и что, как результат, от него требуется. В его глазницах все склянки разом срослись в один поблескивающий на солнце, прозрачный перламутровый шар; и хотя мертвец получил более-менее точные указание о том, как выглядит нужный флакончик, он мог только гадать, какие есть различия между представленными ему составляющими одной, иначе не скажешь, пугающей кучи. Для него эта маленькая на вид сумка в мгновение ока оказалась необъятной бездной, из которой он не мог выбраться.
А между тем шанс не поить парня, причем чуть ли не из рук, ускользала сквозь пальцы. Действительно, это было слишком, заставлять нежить подносить ко рту кого бы то ни было жидкость, да еще заставлять ее пить. Ему становилось не по себе от одной только мыли о том, что ему придется это сделать; и потому не могло быть никакой речи о том, чтобы претворять этот "замысел" в жизнь. По крайней мере, ему очень этого не хотелось. А хотелось бы верить, что причиной его нежелания была обыная неприязнь к жидкостям, однако, если учесть, сколько эля он мог при случае выпить, эта догадка сразу же отпадала. Из всего выходило, что было бы просто странно контактировать таким образом с живыми существами. Особенно странно для того, кто привык находить взаимосвязь с ними посредством языка, но никак не касаний, прямых или косвенных. Можно сказать, он даже не мог вспомнить, как поступал в таких ситуациях, будучи еще из плоти и крови, и ему дозволялось судить об этом лишь наблюдая за тем, как проходит жизнь людского рода в пределах Дагора. По правде сказать, он всегда считал это наиболее верным способом решения проблемы отмирания "кусков памяти", так как другого выбора никогда и не представлялось. Однако в данный момент... Мертвец, сосредоточившись, наконец опустил руку в недра сумки и, пытаясь осторожно, посредством лишь двух пальцев как-нибудь разворошить груду стеклянных "тел", одновременно размышлял о том, укладывалось ли вообще его нынешнее состояние в пределы разумного. Хотя на этот раз слишком уж далеко уводить нить размышлений он себе не позволил, опасаясь, что та в конце концов приведет его к совершенно неприятным мыслям о скоропостижном будущем. Да и к тому же в последнее время все его размышления неотступно приводили к одному-единственному вопросу, вводившему мертвеца в состояние полной прострации... Из горы стеклянной "утвари" Дретт тут же, аккуратно, держась за самое, на его взгляд, прочное место - пробку, извлек длинную склянку, до половины наполненную какой-то иссяня-черной, угрожающе пузырящейся жидкостью. Ни о каких "блестках" не могло быть и речи, хотя в совершенно не приспособленной к алхимическим фанатазиям голове мертвеца возникло рациональное предположение о том, что все блестящее просто-напросто потонуло в этом густом месиве. Уже опасаясь повредить пробирку, Варген положил ее на поверхность стола и проследил за тем, чтобы она была аккуратно зажата между двумя лежащими друг против друга циклопическими томами в кожаных переплетах. Далее поиски продолжались более спешно - ему почудилось, что дыхание мальчишки стало более прерывистым, а времени на то, чтобы выяснять, был ли это лишь "плод его воображения" явно не оставалось. В скором времени на столе оказались еще два пузырька, один с небесно-голубым содержанием, а второй - с чем-то, напоминающим сок сливы, в который насыпали песка. На деле, слив мертвец видел не так уж много, но о присутствии чего-то сливового в составе этого "напитка" он не сомневался. После глазницы Дретта уже приноровились к неприятному блеску, и он извлек еще три скляницы с одинаковой матово-синей жидкостью внутри. И вновь никакого намека на "блеск". Признаться, нежити оставалось только смириться с тем, что алхимия попросту отталкивает его от себя, тем самым закрывая перед ним дверь в мир хоть какого-то понимания, когда он, видимо решившись опустошить котомку окончательно, извлек пузатый пузырек с совершенно прозрачной жидкостью. Несколько помрачнев, он заметил, что сосуд дал тонкую трещинку, из которой, на манер смолы, вытекал водянистый раствор; вполне вероятно, что он повредился еще в лесу или уже после, пока нежить доставлял парня сюда, хотя ему хотелось верить, что всему виной безолаберность алхимика. Ненароком подумав о том, во сколько ему обойдется "порча" имущества, он повертел пузырек в руке. В низу его что-то слабо поблескивало...
  Маленькая, с полпальца склянка, наполненная темно-синей жидкостью, излучала несильный свет; хотя лучше было бы назвать это замысловатым "комком" блеска, перемещающимся в стенах колбы. Дретт еле слышно вздохнул и попытался откупорить сосуд - тот в свою очередь, намертво приклеевшийся к большому "собрату" из-за той самой прозрачной субстанции, в руках нежити грозил треснуть если не сейчас, то через мгновение-другое. Однако сам мертвец, чье сознание уже было совершенно пресыщено алхимией и всем, что с ней связано, не собирался тратить время только на то, чтобы попытаться откупорить, иначе не скажешь, мблоков пузырек. Тем более, что он уже был не в состоянии созерцать содержимое покоившейся на его руке, сумки хотя бы минутой дольше. Все же, что произошло дальше, было, наверное, каким-то телесным порывом - он даже не вспомнил о своем совершенном нежелании делать это, усилием отставив его на второй план. Подойдя практически вплотную к мальчишке и немного наклонившись, Варген, опустив к чуть приоткрытому рту алхимика сцепление склянок той стороной, с которой была небольшая и блестящая, еще раз неслышно вздохнул. А затем, одной рукой поддерживая большой пузырек, второй с силой сжал маленькую колбу. Синеватое содержимое струйкой полилось через губы парня.
  Что же касается Дретта, то тот испытал невообразимое облегчение только от того, что отложил суму с колбами в сторону, повесив на спинку соседнего стула. Размышлять же о том, правильно ли он все сделал и было ли то снадобье действительно предназначено для принятия внутрь, он даже не собирался. А точнее сказать, ему это даже не пришло в голову, так как едва усевшись на свое собственное сиденье, принялся осторожно извлекать впившиеся в перчатку осколки. Можно было только гадать, какими бы были последствия, если бы стекло прошло в его мертвую плоть; вполне возможно, что в будущем его рука стала бы совершенно не дееспособной. Хотя, об истинном результате он мог только гадать - ему никогда не приходилось чувствовать частицы чего-то подобного у себя в теле. Вытащив же все, что только сумел, он бросил испытующий взгляд на алхимика; точнее, для него самого этот взгляд означал нечто подобное, в то время как глазницы все так же ничего не выражали. На самом деле, он искренне надеялся на то, что парень не исторгнет содержимое своего желудка на пол. В конце же концов, прежде чем попасть в его рот, эта жидкость, если так можно выразиться, побывала в его, фактически трупа, руке, а первые же минуты их знакомства показали, что мальчишка не из числа тех, кто готов выпить третьесортный эль цвета ослиной мочи с мухами и глазом не моргнуть. Особенно было бы нелепо после всех его беспокойств увидеть их результат на гладкой деревянной поверхности. К тому же, на нем ведь была перчатка... Конечно, не новая, но может разуму парня это как-нибудь поможет?..
  Ситуация выглядела куда более унылой, чем он мог предполагать.
    "Чем же я сейчас занимаюсь? Ах да, придаю своему существованию лишний вес": подумал он, разглядывая ряд вычурных картин, висящих на стене за спиной алхимика. Впрочем, для него большая часть искусства была чем-то вычурным. Наверное, он чего-то недопонимает...

Отредактировано Варген Дрэтт (2012-01-27 13:56:25)

Саэль едва заметно улыбнулся, поднимая уголки губ кверху, глядя как осторожно Нежить копается в его сумке, стараясь не раздавить склянки. О, нет... Раздавил... Или же это сама колба треснула, когда он уронил свою сумку в лесу?
Кирани постарался напрячь зрение и разглядеть что же это было, не обращая внимание на головную боль, с упорством морских волн штурмующую его многострадальную голову.
Прозрачный клей? О, Стеа...
Юноша закатил глаза, однако его губы растянулись в улыбке чуть шире.
Состав этого клейкого вещества придумал его отец и научил способу приготовления своего сына, перед тем, как тот решил отправиться в город, а сам Зельевар его лишь доработал - не было больше ужасного запаха тухлых яиц, который держался после склеивания несколько часов, так же исчезали зазоры, будто сломы зарастали сами собой. Он мог весьма  гордиться своим открытием в этой области...
Сделав пару глотков и прислушавшись к своим ощущениям, кирани открыл глаза и взглядом поблагодарил.
Синяя гадость с издевательски подмигивающими белыми искрами ободрала горло и понеслась дальше, терзая внутренности. Бешено заколотилось сердце, разгоняя по венам новоприобретенную кровь, с едва слышным звуком срасталась кожа и соединительные ткани рук. Из-за особенностей организма Саэль тяжело переносил воздействие лечебных зелий. Он бы лучше полежал сутки в реанимационном блоке под чутким руководством целителей...Он поморщился, но тут же с облегчением вздохнул - боль в поврежденных руках проходила, да и общее самочувствие приходило в норму.
В голове все еще бушевал колючий вихрь, но уже не так сильно царапал и перестал вызывать тошноту.
- Послушайте... - просипел юноша. - Мои руки еще не скоро смогут прийти в норму, не могли бы вы пока побыть моими "руками"? Я заплачу?

Саэль кивнул и поднялся со стула, тут же оказавшись спеленатым до самого подбородка чьим-то плащем. Мысленно покачав головой, а физически, просунув уже не ощущающие боли руки в образовавшиеся после "трансформации" нежитью дыры, Зельевар только вздохнул и вышел вслед за Варгеном.
Идя немного позади, но стараясь не отстать, юноша ловил постоянно на себе взгляды прохожих, которые, как ему казалось, неодобрительно рассматривали как его фигурку, так и лязгающую потрепанным ( и как оно только не рассыпалось?) железом его сопровождающего. Он все время хмурился и старался смотреть под ноги, чтобы не встречаться с укоризной в глазах стариков и юных, однако улавливая хорошо их негативные эмоции.
Да что же это? Когда уже закончится?
В Кёху считалось неприличным вот так рассматривать что либо. Кёхуанцы - народ сдержанный и стараются поскорее пройти место с неожиданностью, а не стоят, разинув рты на это что-то...
Чего они так смотрят? Что им нужно?
Заторопившись уйти с глаз любопытствующих, Саэль запнулся о какой-то камень и чуть не упал, удержав равновесие взметнувшимися, словно крылья раненной птицы, руками в бинтах с разводами подсохшей сукровицы и мази. На глаза тут же навернулись слезы, а ощущение никчемности сдавило грудную клетку, заставляя сжать пальцы, окрашивая бинты новой порцией розовой жидкости.
Хорошо, хоть не гной... Интересно, что это был за медик? Надо бы поспрашивать...
В раздумьях он и не заметил, как его подвели к двери и пропустили внутрь.

---> Трактир "Усталый путник"

Отредактировано Айрэн Саэль (2012-03-27 12:08:51)

Рыночная площадь <---

  Не думать о происходящем, как о чем-либо опасным для его существования. А еще лучше - вообще не думать о той ситуации, грозившей ему будущим не самым светлым. По мнению нежити это был единственный и самый верный способ взвесить все положительные и отрицательные стороны его положения, как следствие - придумать достойный и без особого безрассудства с риском для жизни выход. Пусть и совершенно ясное осознание того, что просто так, раскланявшись и перекинувшись парой слов с главарем или капитаном, кем бы он себя не величал, всех тех "ребят", схвативших его, не удастся ни при каких обстоятельствах. В том же, что вся эта сумятица на рыночной площади была спланирована он не сомневался ни минуты - просто о подробностях да деталях задумываться ему не хотелось. Спешка, по крайней мере, в данной ситуации была не только ни к чему, но и совершенно лишней. Пытаться что-либо сделать, как-либо воздействовать на ситуации тогда, когда перед ним еще не предстала полностью картина настоящего, единственного, могущего помочь ему, было бы более чем безрассудно и, можно с полной уверенностью сказать, смертоубийственно. К тому же, он действительно ничего не видел: оба болта, явно не самого худшего качества, которое можно себе представить, намертво застряли в его костной ткани, скорее всего пробив череп насквозь. И теперь всем, что он мог видеть, были две с трудом различимые металлические поверхности, а так же слабая игра света и тени, "ореолом" окружавшая то пространство вокруг арбалетной стрелы, которое ею скрыть не удалось. Это было поистине неприятное чувство - ощущать всем своим сознанием, что две цельные иглы пронзили твою голову, и ты ничего не можешь с этим поделать. Ведь связан он тоже был крепко, и тугие жгуты веревок, успевших немного отсыреть за то время, что его волочили по снегу, намертво обхватывали все его тело, прибив руки к доспехам. Разве что ноги ему оставили свободными - но что он мог ими сделать? Убежать? Это было легко только на мысли, но ведь стоило бы ему только предпринять попытку - и весь он оказался бы утыкан с ног до головы, а "панцирь" его, чиненный великое множество раз, вряд ли должным образом выдержал атаку троих хорошо вооруженных существ. Именно поэтому он выражал - или ему всего лишь приходилось выражать, - полное подчинение сложившейся ситуации, и обе стороны, словно по какому-то немому обоюдному согласию, хранили гробовое молчание. Разве что иногда, словно чего-то опасаясь, они переговаривались друг с другом едва слышным шепотом. Хотя, точно также было возможно, что они просто экономили свое время. Этого мертвец не знал да и не было никакого проку в этом знании. Вольно или невольно, но мысли его, тягуче-тяжелые в своей полной непоследовательности, относили нежить все дальше и дальше - можно сказать, он практически позабыл о том, где он находится и что с ним делают. Не говоря уже о том, что собираются сделать.
  Однако, каким бы сильным не являлось желание сторожа, исполниться ему было не суждено. После часа, а то и всех двух пути его "проводники" неожиданно резко остановились и стали перешептываться между собой уже более громко, нежели прежде. Затем к этому мягкому гулу присоединился другой, чужеродный голос, приглушенный и явно доносящийся из-за какой-то преграды или препятствия. Еще около двух минут велись переговоры, суть которых даже при всем желании мертвец не смог бы уловить. Внезапно, словно по чьему-то неслышимыму приказу, голоса оборвались; послышался скрип отворяемой двери, одной из тех дверей, петли которых всегда не смазаны, а поверхность которых - покалечена временем настолько сильно, что порой неотличима от простого, необработанного куска древесины. Впрочем, путанный ворох мыслей, белесым, беспросветным туманом заполонивший голову и разум Дрэтта, не дающий ни единой возможности сосредоточиться и позволяющий тем самым пребывать в спокойном неведении, рассеялся в один миг - его сильным рывком протащили через высокий порог, что-то хрустнуло в области груди ходячего трупа, скорее всего, уже надтреснутая кость, и перед глазами вместо неясных видений вновь четко предстали два наконечника, грозящих и дальше пробить себе ход при особо резких движениях. В то же время рядом с ним или, возможно, чуть позади него кто-то охнул - чье-то еще тело проволокли через препятствие. Мальчишка? Вполне вероятно. Тем более, что реальность начала представать перед ним во всю свою ширь только сейчас, и тот факт, что он не отметил присутствия другого "пленника" рядом не казался необычным. Он предпринял было попытку освоиться с происходящим, но времени для хотя бы для этого ему не дали: уже через несколько минут, проведенных даже не в полумраке, а в темноте совершенно кромешной его протащили по тонкому, беспорядочному соломенному настилу через несколько помещений. По крайней мере, открываемых дверей было несколько, это он понял точно. Конечный же скрип, уже не звук дерева, соприкасающегося с железным механизмом, а скрип абсолютно металлического характера ознаменовал его пребытие - мертвеца буквально швырнули в помещение, и дверь с громким лязгом захлопнулась за ним еще до того, как тело Дрэтта соприкоснулось с полом. А соприкоснулось оно очень быстро; настолько, что тому даже не удалось толком понять, сломал ли он еще что-нибудь или ему это только почудилось.
  Заключение его было долгим - часа три, не меньше, проведенные в четырех, как он успел определиться, стенах, образующих помещение весьма небольшое. От пут его, в конечном итоге, так и не освободили, но освободиться от них оказалось проблемой весьма мизерного характера - веревка настолько отсырела, что образующие ее волокна большей своей частью ослабли, и после серии рывков он сумел разорвать ее в паре мест. С болтами же все оказалось во много раз хуже. Те застряли и застряли более чем крепко, так что продолжать пытаться вытащить их было чревато раскрошенным напрочь черепом. В этом смысле его "похитители" оказались не глупого десятка - по крайней мере, любое здравомыслящее существо на их месте лишило бы живого мертвеца этого мертвенно-важного для него органа. Варген неожиданно, но по вполне понятной причине вспомнил слепого принца и встречу с ним в коридорах королевского замка, и сразу же после этой мысли его посетила другая.
   "Вот что значит, оказывается, просто взять и закрыть глаза. Хех, надо же - а я уже давно позабыл, что это за ощущение".
  Однако проявленный им интерес был секундным. Несмотря на то, что подсознание взывало к нему, "умоляя" вновь углубиться в пучины философии и раздумий, разум твердым кремнем высекал стремление хоть как-то соориентироваться в пространстве и, тем более, в происходящем. В первую очередь внимание нежити привлекла дверь - это была стальная решетка, старая, но, наверное, именно поэтом отличающаяся особой крепостью. Стены же, как и полагалось, были сложены из крупных кусков камня, и тот, пусть и покрытый мхом, а также, наверное, от сырости, чем-то склизким, являл собой непробиваемое препятствие, об которое ломать руки в попытке расшатать глыбы было бы просто нелепо. Какого мблока он был схвачен? Это оставалось непонятным. Поэтому, кое-как, постоянно ощупывая пространство перед собой, Дрэтт сел и прислушался, в попытке уловить хоть какой-нибудь посторонний звук, вызванный не падением капель с потолка и не крысиным шуршанием где-то поодаль от него, а также через плотную поверхность стены. В любом случае, он думал, что это были крысы - но, насколько он чего понимал в таких вещах, как "сырое помещение", мыши тоже имели место быть. Или, возможно, еще какие-то создания, порожденные либо обширным дагорским лесом, либо фантазией незадачливого алхимика. И не было в этом совершенно ничего удивительного - особенно в последние годы существа совершенно разных наружностей стали основой для многих споров и распрей, среди жителей города.
   - Берри, какого ты творишь? Умудрился растерять даже остатки своей памяти? Сколько тебе не говори "перестань играться с ключами", ты все равно продолжаешь!..
  Голос раздался неожиданно резко и явно на расстоянии не меньше четырех-пяти метров от того места, где неходился нежить. Он хотел было придвинуться ближе к решетке, но доспех его предательски скрипнул, стоило только мертвецу шевельнуться. Предложение прервалось на полуслове - говоривший явно прислушивался, пытаясь отыскать источник звука. Варген же, в свою очередь, стал полностью обездвиженным, пожалуй что даже лучше любой горгульи; только в положении застыть пришлось не самом удобном. Секунд через десять гнетущей тишины, некто продолжил. Только голос этого некто уже был другим. Вместо гортанного баса - певучий барритон. Быть слепым оказалось намного сложнее, чем он мог себе когда-нибудь предположить!
   - Я тюремщик, мблок тебя дери! Пока вы там в "войнушку" играете на улицах города, я сижу здесь и сторожу всех, кого ни приведет Татес! Мне нужно чем-то занимать себя. Да и у самого-то память, что у моей тысячелетней бабки! Говорил тебе и не раз - Кьюкэмбери! Не Кью, не Юка и даже не Берри! Если твоего ума не шибко хватает, можешь ограничиться Кьюкэмом!
  Оба замолчали: по догадкам мертвеца они пытались успокоиться. Через минуту-другую, проведенную нежитью в позе "яростного рака", один из них, первый, заговорил вновь.
   - Ну что там новенький-то? Которого Нугхар с ребятами сегодня схватил?
  Некто вздохнул - по предположениям нежити это был его вздох, - и что-то тонко звякнуло. Скорее всего, те самые злочастные ключи, о которых только что шел разговор.
   - Да все без сознания! Вот как по мне, так никакой разницы нет, сейчас ему пальцы резать или потом, когда очнется. Результат-то будет одним и тем же!
  Что-то едва слышно шлепнулось об пол. Плевок? Вновь раздалось басовитое кряхтение.
   - Я вообще Главного не понимаю. Ну какой прок в том, чтобы отрезать конечность? Неужели не хватит его шмотья? Вон какое дорогое, наверняка же такое не у каждого встречного-поперечного найдется.
  Еще один вздох - и на этот раз гораздо более глубокий, нежели прежний. Снова зазвякали легким переливом ключи, и снова некто подал голос. На этот раз в нем проскользнуло что-то вроде сомнения.
   - Он любит жестокость. К тому же, по его мнению, это более действенно. Как он говорит: "В наше время все привыкли думать, что если похищают их родственника, то хоть убьются, а не позволят ему покалечиться! И угрозы становятся для них пустым звуком. Так пусть поймут, насколько мы серьезны, когда на их столе окажется "кусочек" от того, в ком они не чают души"!
  Сторож напряг весь свой слух для того, чтобы понять, о чем шел дальше разговор. Однако и первый и назвавшийся Кьюкэмбери неожиданно заговорили на полтона тише, и как Дрэтт ни старался, из всего сказанного ему удалось разобрать только "нежить", "отродье" и "планы". После этого один из них, скорее всего, первый поспешил уйти - шаги его отдались гулким эхом, - а тюремщик, по-видимому, покинув пределы помещения, сейчас служившего мертвецу тюрьмой, хлопнул за собой дверью. Наконец-то сумевший расслабиться, Варген издал еле слышный вздох, больше похож на шуршание соломы, и оперся спиной о сложенную из циклопических обломков стену. Вся канва ситуации, целиком на данный момент была перед его глазами, и, к удивлению самого умертвия, ему даже не понадобилось много времени для того, чтобы разобраться с ней как следует. Всего час или полтора - по сравнению со многими моментами в его жизни, этот был своего рода достижением, и Дрэтт мог только гадать, что же сподвигнуло его голову на такую активную мозговую деятельность. Что будет с юнцом, его не волновало - точнее говоря, он даже об этом не задумался. Гораздо интереснее ему было свое собственное будущее, и в силу того, что именно о нем двое разбойников говорили меньше всего, оно начинало беспокоить его все больше и больше. Наверное, самого беспокойства добавляла слепота - он чувствовал себя до глупого беспомощно и именно поэтому совершенно не знал, что делать дальше. Неужели столь многое в его не-жизни зависело от одного единственного фактора - зрения?
  Довести же до конца эту мысль ему, однако, не дали. Сначала он услышал шорох - причем издаваемый телом большим, чем крысиное. И затем, в разрезе буквально пары секунд, он услышал прямо за стеной перед ним голос. Ему потребовалось определенное количество времени для того, чтобы понять, кому он принадлежал, и за это время его обладатель успел не только крепко ругнуться, но и раскричаться так, что недавние препирательства парочки преступников казались благодатной тишиной. Когда же виконт принялся со всей силы барабанить в дверь - Варген не смог не отметить, что в отличие от его собственной, дверь в тюремную комнату парня была сплошь деревянной, - откуда-то раздался крик.
   - Заткнись, крысёныш, или я отрежу тебе язык.
  Слова эти были произнесены достаточно холодно и четко; видимо, говоривший, а именно, Кьюкэмбери, знал свое дело и то, как нужно разговаривать с такими крикливыми, как этот юнец. Однако самому сторожу отнюдь не улыбалась возможность получить за компанию с мальчишкой. Поэтому он, поднявшись и медленно, на ощупь подойдя к решетке, ухватился за нее, словно боясь потерять равновесие, и проговорил.
   - Пар... то есть, кхм, виконт. В этой части Дагора такая вещь, как права, вряд ли будут соблюдаться, - голос нежити сейчас походил на сухой кашель - думаю, сейчас вам лучше вести себя не столь... вызывающе. Впрочем, вы и сами должны понимать, что вас могут лишить жизни за любое неверное движение.
  Кое-как подобрав вежливые слова, Варген попытался прогнать через тело в правую руку энергию. Тут же мрак перед его глазницами немного рассеялся и над своей ладонью он почувствовал слабые колебания воздуха. Огонь. Ему удалось создать огненный шар, но даже ничего не видя, он понимал, что вышел тот совершенно маленьким и практически безобидным. Наверное, на это место были наложены какие-то чары, полностью или почти полностью блокирующие магические силы и возможности. Продумано, что тут еще сказать. Мертвец поспешил избавиться от огонька, хотя, на деле, сейчас это было единственным средством, не считая меча, способным сосредоточить его мысли. Тут везде была солома - влажная в камере, но практически абсолютно сухая по другую сторону от нее. И воспламениться Дрэтту сейчас хотелось меньше всего. Но ведь для чего-то он создал этот шарик...
  Слух его, как и следовало ожидать, несколько обострился после потери зрения. Он услышал доносящееся издалека эхо шагов, приближавшихся медленно, но неумолимо. Сколько их там? Один? Или, может быть, и все пятеро. Нежить поймал за хвост мысль, уже несколько часов вертевшуюся у него в голове и, не долго думая, произнес:
   - Виконт, в вашей двери должно быть небольшое... окошко. Посмотрите в него и скажите, где остановится тот, кто сейчас войдет, и кто это, собственно, будет... пожалуйста.
  Варген даже не стал интересоваться именем юноши - сейчас для его обозначения он выбрал именно этот, судя по всему, дорогой для мальчишки титул, и он служил в употреблении ничуть не хуже, чем имя. Нежить еще раз, на всякий случай, проверил, как проходит по руке магическая энергетика, хотя и не был уверен в том, что ему удастся найти ей применение. Во-первых, он ничего не видел. Во-вторых, тот, кто придумал поставить ограничитель на магию, должен был бы позаботиться и о том, чтобы люди его были обеспечены всем необходимым против магии.
  Однако это были даже не мысли, а лишь жалкие домыслы, которые могли быть такой же иллюзией, как и кровь, которая могла бы бежать по его телу.

Отредактировано Варген Дрэтт (2012-06-01 16:00:58)