Стоял чудный летний день: пушистые облака не спеша ползли по небу, время от времени меняя свою форму и радуя тем самым маленьких детишек, которые лежали на густых зеленых лугах, окруженных душистыми цветами и пухлыми одуванчиками, тыкали пальцами в небеса и с изумлением и хохотом наблюдали облачные путешествия и метаморфозы. Птицы в свою очередь наперебой щебетали на деревьях, густые кроны которых мелодично и приятно шелестели на теплом ветру, убаюкивая природной музыкой завалившегося под большой дуб местного гуляку с раскрасневшимся от переизбытка эля в крови носом. Собаки, отдавшись эйфории, с благозвучным лаем гоняли кошек. Кошки в отместку скрупулезно выискивали мышей и устраивали на них охоту. Мыши же, не найдя достойных существ дабы поиздеваться над ними, отыгрывались на людях, прогрызая им туфли, рубахи, носки, незаметно гадили на пол и даже бы писали плохие слова на стенах, если конечно умели бы писать без ошибок. Но так как грамотных мышей на Мисте было очень мало, норок в жилых домах и дырок в бочках и мешках продовольствий было много.
       Мышь по имени Мышь лениво облокотилась о ножку стола, на котором, где-то на верху, лежало невероятное пиршество: сыр, колбаса, картошка, помидор и что-то еще. Но у последнего запах был не самый приятный – сильный и отталкивающий, – от которого в голове всё перемешивалось и хотелось петь, танцевать, а следом сразу же спать там, где после плясок упадешь.
       В трактире, где стоял стол, выбранный Мышью, было очень многолюдно, не смотря на прекрасный летний день. Хотя Мышь понимала, что собравшиеся здесь не очень любят прекрасные летние дни с щебечущими птичками и разлетающимися во все стороны одуванчиками. Нет. Народ здесь, по опытному оку Мыши, был лихой, тёмный, удивительно настроенный на авантюры и кутежи. Блюстители порядка и закона редко захаживали сюда, так как их здесь просто не любили, и каждый стражник после визита в местное заведение вскоре обнаруживал себя в какой-нибудь вонючей канаве с тухлой картошкой во рту.
       Деловито проводив темными глазками двоих что-то удумавших существ мышь по имени Мышь решила, что время перекура подходит к концу.  Ловко взобравшись по ножке стола она оказалась у заветной цели: пиршества были здесь, но в довольно меньшем количестве, на которое рассчитывала Мышь. Жалкий кусочек колбасы, недоеденная картошка не самого свежего вида и сыр, который выглядел лучше всех. Однако забрать сыр мешало какое-то странное оборудование, оставленное на треугольнике кисломолочного продукта. Беловатое на вид, на меху и шерсти, и почему-то дырявое.
       Непорядок, подумала мышь и заглянула в одну из дырок, предусмотрительно ничего не касаясь. Из дырки выходил и входил обратно воздух, совсем не свежохонький. Мышь постаралась скорчит гримасу, что ей и удалось, затем она развернулась, чтобы обдумать как вытащить из-под воздушного испортившегося аппарата сыр. Длинный хвост, живущий собственной жизнью, от души хлестнул Выдовдыхающую штуковину, которая мигом вздрогнула и издала неприятный даже для мышиных ушей звук.
       Хин Дир Вальс поднял голову, разлепил уставшие веки и, чмокнув сухим губами, посмотрел под нос, где на тарелке орудовала бесстрашная мышь по имени Мышь. Равнодушно улыбнувшись он откинулся на спинку стула, задрав голову назад. Кружившиеся голова перестала вальсировать и принялась болеть, иногда постукивая внутричерепным гонгом по вискам.
       «Что ни день одно похмелье,» – думал мучающийся парень, созерцая витающих под потолком звездочек в глазах.
       Кстати о звездочках. Хин Дир Вальс – антарес, по вредности судьбы, очутился на земле, свалившись с острова живых звезд Велиалор, где остались его жена и сын. Шел второй год, как настало время вечернего пьянства, утреннего пробуждения с гудящей головой и ноющим телом, и дневного представления, когда можно подзаработать пару монет на следующий эталонный день.
       Худая рука взбрыкнула, подтвердив, что еще является собственностью Хина, и нащупала музыкальный инструмент около стола – старую лютню, на которой мышь по имени Мышь оставила свою именную отметину.
       Скривив рот, музыкант тяжело поднялся и двинулся к возвышенному в трактире месту, где обычно выступали такие же нуждающиеся в финансах артисты.
       Толпа давила на душу Хина. Общество не привычное и не похожее на его прежнее оскорбляло его сознание. Все были одинаковыми, и на уме крутилось только одно: выпить, набить кому-нибудь непрекрасное лицо и покуролесить в постели с подобранной женщиной. Женщины, кстати, здесь были, словом, обделенные в правах. Везде бедные, ободранные и вечно требующие денег. Антарес молча смотрел на это, а сердце сжималось от того, что сделать ничего нельзя. Он жалел даже проституток, чья участь незавидной: денег дай и переспит даже со свиньей, собственно, что из себя представляла большая часть населения этого мира.
       Но не все были такими. И Хин в это верил. Обидно, что пока еще его вера в лучшие сердца не оправдалась.
       Падшая звезда заняла свое место и, оглядев беснующуюся в своих личных и неличных делах толпу, мягко провела пальцами по струнам.

Музыка подобно бурной речке окатила дымный от табачных трубок зал трактира, обливая изрядно выпивших посетителей благозвучной мелодией. То что играл музыкант, стоящий перед публикой, было его чувствами: горесть, утрата и печаль. Несмотря на кружение головы, необыкновенную жажду и другие потребности после похмелья ловкие пальцы Хин Дир Вальса знали своё дело. Внимание привлеклось с первого звука его музыкального представления. 
       Руки с кружками замирали по пути ко рту в воздухе, загипнотизированные головы поворачивались в привлекающую их сторону. Обветренные и разбитые губы растягивались в хитрой улыбке, показывая разнообразность зубов. Некоторые отрывали ленивые задницы, распластавшиеся на стуле еще со вчерашнего дня. Порой трактирщик  удивлялся, как еще эти седалища не свешиваются до пола.
       «Ба! – Восклицал про себя антарес, глядя полузакрытыми глазами на свою аудиторию. – Сегодня будет денег с достатком. Постойте-ка, – зернышко сомнения проклюнулось в мыслях пьяного артиста. – Почему у них такие улыбающиеся физиономии? Словно я голый тут перед ними. Непорядок. И почему все смотрят куда-то не на меня?»
       Карие глаза скользнули в место, пригвоздившее к себе большую часть зала. Там, около стойки стояла девушка с темными волосами, уложенные в хаотичном стиле. Шик-модерн, как сказал бы нарумяненный дворцовый цирюльник со странной интонацией, эмоционально мельтеша ресницами. Хин, продолжая перебирать струны, играл свою грустную музыку, хотя в трезвой душе знал, что толпа хочет фоновое сопровождение для веселья и кутежа. Его взгляд, присоединившийся ко многим другим, скрупулезно изучал вид сзади пришедшей особы, задерживаясь на приятном женском месте ниже поясницы.
       Через мгновение к своему удивлению Хин обнаружил, что перестал играть и, расталкивая молчаливую толпу, шел целенаправленно на девушку с божественным голосом.
       «Куда?! – Крик души терзал барабанные перепонки. – Где лютня?! – Не останавливаясь, он обернулся и увидел брошенный у стены музыкальный инструмент. – Да что же это такое?!»
       Сознание вступило в яростный бой с весенним обострением. Сказочные и жаркие чувства испытывал антарес к незнакомке, к которой теперь уже пробирался не он один.
       – Поцелуй меня! – Завопил кто-то, перепрыгивая со стола на стол.
       – Обойдешься! – Ответили ему, неаккуратно сбив в прыжке.
       Миг, и весь зал рванулся в одно место. Хин рвался тоже, не обращая внимания на пихающие его в лицо руки с растопыренными пальцами, лезущими то в рот, то в нос, чьи-то острые коленки, бьющие по ногам, тяжелые грязные ботинки, наступающие на ничего неподозревающие мыски, и раскоряченные в стороны локти, больно впивающиеся в незащищенные бока. Антарес в ответ ставил всем гнусные подножки, от которых многие свалились, и неприятно щелкал по затылку.
И вот, благодаря своим подлым методам, он, Хин Дир Вальс, первым добрался до финиша. Однако его ждало разочарование, или вернее новый оппонент: сзади девушки с похотливым взглядом и раскрытым ртом стоял крупный через меру волосатый мужчина. Антарес решил действовать наверняка. Возможно, на него повлияла толпа, зачем-то скопом бросившаяся обниматься на одинокую девушку, или магия, которая вечно занимает место всеобщей виновницей всех бед, но так или иначе, то, что он сделал повергло рядом стоящих в шок.
       Подобрав по пути горящий подсвечник Хин на полной возможной среди мешающихся людей скорости врезался в своего оппонента, оставляя тому неожиданный презент в заднем области.
       Крик, полный неописуемой и нежданно-негаданной боли, разнесся по залу, останавливая упрямых и похотливых мужчин. Попавший в беду человек с ужасно торчащим подсвечником откуда-то сзади подпрыгивал на месте и завывал. Толпа, затаив дыхание, наблюдала и ждала продолжение. Чтобы не наполучать заслуженных тумаков полупьяный антарес, икнув, крикнул:
       – Он обзывался! Козья моча, – указательный палец ткнул в стоящего рядом фавна, – свинорыльная фея, – средний палец отметил высокое темное существо с кожистыми крыльями и горящими глазами, – бледный компост, – на темного одноглазого эльфа, – рыжее недоразумение, – на светловолосого пикси, – бородатая женщина!
       Последним под обстрел измывательного кровопийства попал гном с очень добрыми и красивыми глазами, которые тут же с обидой отвелись в сторону.
       – Бей волосатого засранца! – Закричал кто-то в толпе.
       Однако по всем жанрам трактирых боев и потасовок все начали лупить тех, кто стоял к ним ближе всех. В воздух подлетали сломанные ножки стульев, пивные кружки, свечи, столы, чьи-то зубы.
       – Ну, наконец-то! – Выдохнул антарес, двинув кулаком какому-то раскрасневшемуся нахалу, и приблизился к девушке с темными волосами.
       У нее была смуглая кожа, остренькие эльфийские ушки, красивый носик, необыкновенные глаза и сладкие манящие губы. Поэтому антарес не стал долго церемониться и отдался этим влекущим к себе прекрасным губам.
       Хин прищурился и подался вперед, вытянув вперед сложенные бантиком уста.
      – Ммм, – промычал он, предвкушая страстный поцелуй от незнакомой красотки, и причмокнул несколько раз.