- Мамо, я всегда к вашим услугам, - отвечает Алва-младший, насмешливо, в тон матери, разве что уважения больше, затягиваясь и впуская дым в легкие с последним взглядом в небо.  Спасибо, уважать старших научили, особенно тех, кому за пару сотен или тысячу лет. Противник, которого он едва ли когда-то одолеет. Наверное, надо бы огорчаться и сыпать проклятия на удачливость и ловкость женщины, или же оправдываться, мол раз прекрасный пол, значит надобно раз за разом играть в поддавки. Но Рей предпочитает молчать и мыслить трезво: для победы у него достаточно силы, точности и знания, но - такое противно все портящееся «но» - недостаточно опыта, а он сейчас решает все, да и рапира – не его оружие, хотя холодный эфес как родной ложится в руку. 
Окурок быстро скрученной на месте сигареты отправляется под ноги и тушится носком порядочно загрязненного сапога. Конечно, в этой действии острой необходимости не было – дань привычке и не более – в примятой траве, утоптанной до грязи он бы и сам затух в считанные секунды. Если не смотреть вниз – полянка сохраняет свой девственный вид, а если присмотреться – тут и там заметна примятая четырьмя ногами зелень, а кое-где и земля, как маленькая рана, показывает себя, выглядывая из-под дерна - на таких местах Алва и сцепляются, скользя на месте, уклоняясь, если схватка сужается до ближнего боя.
А погода действительно чудесна! Рейстлин, в миру же просто Рей успел оценить ее во всей красе только сейчас, когда отдернув от тела прилипшую рубаху, морозная прохлада бросилась на разгоряченную волной-другой адреналина кожу. Чудесно. Просто великолепно – ощущение свежести, которое не позволяет расслабиться и можно продолжать с новыми силами.
Парень откидывает волосы, небрежно перевязанные лентой, назад и делает несколько шагов к матери, попутно выдергивая из земли рапиру. Вопиющее неуважение к оружию? Нет, простая логика – зачем добираться до портупеи, которая валяется под курткой Рины, если поединок еще не окончен? Правильно – незачем, только лишние движения, которым в семействе Алва места нет. Неширокий взмах по низу, чтобы стряхнуть прилипшую землю и переступить, чтобы после классического, а может и придуманного, обряда перенести центр тяжести. Эфес еще теплый, не успевший остыть после первого боя. Сколько они «отдыхали»? Минуты три – ровно столько обычно тратится на выкуривание одной сигареты. Достаточно, чтобы перевести дыхание и открыть заранее прихваченную с собой на случай затяжной тренировки, бутылку вина.     
Вторая часть боя, она же последняя, начинается. Взгляд в глаза и только в глаза противника. Необходимо полностью сосредоточиться на происходящем, затолкать не вовремя проснувшегося философа внутри поглубже, чтобы не отвлекаться и не допускать мысли: «как же так можно? Наносить удары такому прекрасному существу, которое тебе дало жизнь?! Вопиюще, неэтично, кошмарно! А вокруг так хорошо, может закончить и предложить распить вина?».  Для него это заведомо проигрышный бой, немного обидно – бой последний. Значит, надо попытаться свести все хотя бы к ничьей… Рей помотал головой, отгоняя трусливые мысли, из-за них появляется рассеянность, а ее никогда и нигде нельзя допускать, а еще появляется такое теплое чувство уверенности в исходе и пропадает всякое желание победить. Ничего хуже смирения в этом мире не придумано.
Вновь взгляд в глаза: серьезный, прямой, уверенный. Нет, он вновь рискнет попытаться победить, а потом скажет о том, что уходит. Все будет спокойно, но это будет потом. На лице появляется тонкая улыбка, выдающая азарт от предвкушения схватки: Алва могут долго кружить, нанося друг другу удары, парируя и защищаясь. Остановятся лишь перед критическим ударом, на развязке, когда ни у одного из "дуэлянтов" не будет сил продолжать или один из них окажется на земле. А порезов и царапин с полянки каждый унесет достаточно.
Ритуал, который выполняется свято: отвести рапиру в сторону, затем к лицу и только после того, как острие «посмотрит» в небо, в позицию, чтобы клинок касался клинка матери.
- Дамы вперед, - с той же улыбкой, делающей его донельзя похожим на лису, говорит парень. Лишь вежливость и желание узнать, какую тактику выберет Рина в этот раз и возможно ли будет нанести один удар, но решающий?

Рэй тонко улыбается в ответ матери. Мерзостная улыбочка, ничего хорошего не обещающая. Впрочем, когда дело доходит до оружия – едва ли их соперникам можно что-то обещать, да и имеет ли это смысл? Мертвым, как известно, до клятв и молитв дел нет. Конечно, вполне возможно, что где-то наверху есть некая сила, которая побуждает души возвращаться назад по собственному желанию и преследовать тех, кто не успел исполнить данного Слова, но у него слишком мало совести и желания в этом разбираться. С некромантами молодой полукровка встречался, и повторять встречи не сильно желает - хватает матери, которая лучше всякой воскресшей мегеры гоняет туда-сюда с поводом и без. А еще Полейн, да, как можно было забыть про эту чудесную личность?! Хорошо, что с ней пока он в хороших отношениях, равно как и с большинством населения, видимо, еще просто не знакомы.
Схватка это всегда танец. Тот, кто умеет танцевать выберется из любой передряги, как гласит негласный пунктик из свода жизненного закона подлости. Пляска, похожая на дикий махач боевыми топорами, или же изящная кадриль соперников с кинжалами, шпагами или рапирами. Красиво: заведенные назад левые руки, легкие стойки, эфемерные шаги. Выпад как прямой поклон, парирование как приглашение к новой партии, «одной из…» в долгом акте отнюдь не танцующих наемников. Алва давно для себя вывел, что хуже этого может быть только заплыв до Кеху, в один конец – на дно, при условии полного соблюдения всех правил боя.
К черту. Порода и воспитание не располагают к долгим отступлениям, следованию правилам и щенячьим глазкам, мол «да-да, вы только скажите! Я хороший, я правильный!». Отвратительно. Рэй пропускает удар и тонкое лезвие, как хищная рыба едва не вонзается-вгрызается в плечо. Полушаг в сторону и оно пронзает воздух. Чистой воды доля случайности. Промедлил бы и возможно проиграл. Стиснуть покрепче зубы и едва развернуть голову в сторону, увеличивая угол обзора. Хорошо владеть оружием не значит выиграть, а не видеть почти половины того, что перед тобой – заведомый проигрыш для большинства. Но, не для него. Побеждать – с честью, проигрывать – с гордостью и лишь тому, кто умнее и лучше, еще один собственный вывод, сделанный после первой партии тренировок, когда он уже не ронял рапиру после третьего удара.
Новая волна адреналина прокатывается по телу, обостряя реакцию. Движения становятся резче, выпады – быстрее и чаще. И все равно ему не удается даже задеть женщину! Нет, она явно рождена под счастливой звездой. Никак Зибилле ревностно заботится о каждом из их семейства. Становится даже немного смешно – хоть бы раз в Храм сходил.
- В вас, матушка и только в вас, - насмешливо отвечает рыжий, делая несколько шагов назад, восстанавливая дистанцию. Почти скользит – хотя и конец зимы, а грязь уже как после дождя жарким летом. Настолько утоптано и вязко. Дыхание становится тяжелее, на коже выступают капли пота, пропитывающие рубашку. В расширенных зрачках где-то на самом дне играет, распаляясь, огонек дикого азарта. Тонкая улыбка превращается в приятный оскал, будто бы обещающий крупные неприятности. Очарования и шарма Алва не теряют даже в пылу схваток.     
Теперь все серьезно. И обороняться приходится Рине – дольше медлить и парировать, защищаясь означает стопроцентный проигрыш, а после неаккуратно брошенной фразы иного выхода, как перейти в резкое наступление не существует. Лучшая защита – нападение, как говорят, и они ведь правы.  Сегодня он намерен удивить и себя, и мать. Даже, если для этого придется позабыть о том, что рапирой-то в общем-то наносят лишь колющие удары. Впрочем, когда они перестали драться честно? Давно.
Еще один шаг назад, перемена стойки. Короткое мгновенье, чтобы провести языком по пересохшим губам и с коротким выдохом броситься вперед. Ловкость и резкость без намека на какую-либо объяснимую или видную логику. Какая тактика может быть у того, кто видит от силы треть пространства? Приходится выкручиваться. К Мблоку, сейчас, главное не попасть под клинок разъярившейся эльфийки. И чего она взвилась? Лично для Алва-младшего это загадка тысячелетия, не иначе. Но, факт остается фактом.
Звон стали, звонкий и мелодичный стихает в мгновенье. Как так получилось Рэй, не понимает, все произошло слишком быстро и совершенно не так, как он хотел. Он атаковал, она не отвела его клинок в сторону или не успела…    Треск разорванной ткани хлестко резанул по ушам. На кончике рапиры подобно флагу развевался хороший кусок ткани. «Упс…», сглотнул рыжий, опуская оружие и переводя взгляд на открывшиеся красоты. Очень быстро оказался на расстоянии. Немая сцена затягивалась, а пролетающий ветерок шевелит листву и все вокруг в это мгновенье словно ждет развязки.
- Знаете, мама, - начинает было Рейстлин, медленно поднимая взгляд с аккуратной материнской груди, - я и не думал, что вы так… - что он хотел сказать знает лишь он. Но, закончить ему не удается – встреча взглядов и по позвоночнику пробегает очень нехорошая холодная змейка мурашек. Даже не надо гадать, Что сейчас произойдет. «И кто выдумал, что у смерти синий взгляд? Синий взгляд и черные прилипшие ко лбу волосы», как-то обреченно мелькает в мыслях у полукровки, ставшего в мгновенье ходячей мишенью из разряда: «уничтожить, живым не возвращать». Остается надеяться лишь на… Зибилле.

Отредактировано Рэй Алва (2012-03-21 21:50:24)

Fuck yeah! Я сделал это!
И да простят меня поэты... Пушкин, Лермонтов и Блок

Рэй сглатывает и делает шаг назад, держа прежнюю дистанцию с Риной. С женщиной надо держать дистанцию всегда. Почти. Когда дело не касается  фривольных контактов и планов на ночь - в этом случае можно и потерпеть, к месту и не к месту поминая Мблока. Вот только сейчас перед ним стоит и женщина, и мать, и смерть в одном лице. Цифра три вновь оправдывает свое магическое воздействие. Совсем не к месту вспоминается, что отец обещал, когда уходил, что у них будет ровно три ребенка в семье. И, как думается сейчас Алва — придется папеньке еще двух с мамо делать — сомневается он, что если сейчас не выбросит что-нибудь эдакое, уйдет живым. Впрочем, интуиция не орет, отдаваясь тяжелыми ударами в голове: «СПАСАЙСЯ», стало быть все, пока, не так страшно.
Он несколько секунд ищет взглядом злополучную птицу и морщится, когда видит, что та совсем и не думает улетать и наблюдает за противниками, усевшись на одной из веток многочисленных деревьев. На переносице появляются две неглубокие полоски-морщинки — непереносимость птиц делает свое дело — спасибо, печальный опыт, спасибо, Ги. Хотя, сейчас этому птичьему духу надо бы сказать спасибо — все таки положение стало чуть более лучше, чем было до этого. Опять же, если посмотреть — что будет лучше — пара глубоких ран или множество синяков, «подстриженные» черти как волосы и, что тоже исключать нельзя, неспособность садиться и лежать на спине еще так дня два. Жаль, что этой пары дней у него нет. Стало быть, надо что-то придумать и быстро... Очень быстро.
«Думай, Рэй, думай.... Что может обескуражить разъяренную женщину с оружием?», соображает парень, оглядывая местность вокруг. Ничего не изменилось: все тот же снежок, грязь, деревья и курточка матери, под которой лежит и бутылка вина. «Вино!», светлеет на мгновенье рыжий... и сникает, стоит еще раз посмотреть на Рину. И сделать еще шаг назад.
Секунды тишины кажутся минутами. И принять решение — жизненная необходимость. Тянуть — позволять страху все быстрее селиться в сознании. Многие тянули и дотягивали до того, что сбегали, не сумев выдержать ни этой тишины, ни этой гнетущей атмосферы. И мир сейчас кажется полукровке несколько блеклым. Словно из него высосали в миг все эмоции и краски. «Отложим шпагу и все драки... », появляется случайная ниточка слов. Еще несколько секунд и на лице появляется хитрая улыбка. В зеленых глазах смятение и неопределенность сменяются озорным блеском. План готов, а в том, что он сработает — Рэй не сомневается. Ни разу его интуиция еще не подводила, не подведет и теперь. Осталось лишь поймать волну. «Когда забудем все укоры...», додумывает, делая резкий шаг вперед.
Свежий порыв ветра и хлопанье черных крыльев. И кончик рапиры, описав изящный полукруг устремляется в небо. Вдохнуть поглубже и улыбнуться открыто, совсем как ребенку. Рине! Капитану, яростью которой пугают маленьких! Улыбаться, как несмышленышу! 
- Прекрасный день и карканье вороны, / послужит добрым знаком нам, / когда отложим шпагу и все ссоры, - он разводит руки в стороны, совершенно открыт для любой атаки. Секундная пауза и продолжить, уверенно и радостно, - забудем прежние укоры и долгих лет / немые споры!
Алва похож на... на клоуна и менестреля одновременно. Правда, если с первым он справляется с юношества самого на ура, то со вторым явно проблемы. Поймал волну и слова, пускай и не совсем рифмованно идут легко и славно. Горящие глаза, широкие жесты, призывающие к миру, которыми он сопровождает каждую фразу — это существо не пропадет даже если окажется внезапно в Академии. Ему следовало бы, наверное, родиться в Кеху, где даром красноречия обладают с пеленок. Но, он родился Алва и это много лучше.
- И с совестью я подружусь, когда скажу вам прямо и открыто: / Люблю вас, Мама, всей любовью рыжей, нечистой совестью, душой, - «и бла-бла-бла, чего бы тут еще сказать», улыбается рыжий, смотря на мать и видя на горизонте слабые шансы на помилование. Ура! Действует! Лишь бы не испортить, лишь бы не испортило ничто из вне. Вороны там всякие, например, кентавры, мелкий или кто еще имеет привычку внезапно появляться и выдергивать Рину в быт. Тут момент откровения наступает! Первый и единственный! Мешать не гоже. 
- Э... Лишь вам готов я петь, курить и досаждать, - пауза, и рука, свободная от оружия прижимается к сердцу, а вторая чуть назад: Когда в взглянули вы поглубже, то увидели б, / что восхваляю вас нещадно и просто ласково...- глубокий выдох и руки за спину. Главное, сказать, - люблю.
Он заканчивает, выдыхает с облегчением в сторону — второе дыхание столь внезапно появилось и столь же внезапно закончилось. Смиренно смотрит абсолютно честными глазами в глаза матери, ожидает приговора. И постукивает какой-то легонький ритм парой пальцев по эфесу рапиры. Конечно, можно было бы клинок отбросить в сторону и раньше, жертвуя им ради трагизма жеста, но бросать оружие — последнее дело, даже если оно и не твое любимое. «Ну, здравый разум матери моей, докажи, что ты существуешь», думает он и добавляет:
- Я люблю вас мама, как самый верный сын. И предлагаю закончить наш бой распитием вина, - смеется он легко, продолжая переводить тему. - Пока оно совсем не застыло и нам не пришлось его тащить обратно и разогревать до следующего дня.