Ворон уже давно уяснила одну простую истину. Чем меньше она вмешивается в дела остальных рас, тем легче живется лично ей и ее семье. С другой стороны, как бы дракон ни хотела избежать подобных контактов, извести их на нет было практически невозможно. Драконы, увы, были далеко не единственными жителями Миста. Хочешь или нет, но рано (более вероятно) или поздно (при большом везении) твои пути с кем-нибудь да пересекутся. Вдобавок и муж, и сын видели в подобном нечто донельзя забавное. Каждый, правда, со своей позиции, и тем не менее.
В это неприятное происшествие Ворон вляпалась, как ни прискорбно сознавать, из-за своего любимого времяпрепровождения. Дракон честно пыталась не сильно отдаляться от тех место, что ее семья считала своими. Но небо – святое чистое небо – звало ввысь. И она слышала этот зов. Расправляла крылья, делала резкий взмах, отталкивалась от земли и стремительно набирала высоту. Чем выше заберешься, тем меньше нужно махать крыльями, чтобы удержаться в воздухе. Там – на высоте, где рядом были только ветер и пронизывающий холодок, под крыльями словно большие и мягкие кусты вырастали. Они подхватывали и надежно держали в воздухе, позволяя отвлечься от всего и просто подумать.
Редко взмахивая своими крылами, Ворон позволяла небу и ветру самим решать, где она окажется через час или два. Иногда, чтобы предотвратить неприятное столкновение, дракон прибегала к своей врожденной магии воздуха. Слабые, практически неощутимые, потоки расходились от нее, словно она была их матерью, и каждый рассказывал, что он нашел в своей стороне. В этом было меньше необходимости, чем можно было бы предположить непосвященному в тонкости ее «зрения». Но Ворон любила слушать своих «деток», любила видеть мир их глазами. На деле это очень сложно объяснить, но она действительно умудрялась ощущать мир ветрами.
В этот раз она решила вернуться на грешную землю ближе к закату. Где-то совсем близко была пресловутая граница с Дагором. Красивая земля, жаль, что очень жестокая к существам ее профессии. Ей там были не рады в прошлый раз, а учитывая злопамятность местных личностей, ей не будут рады и в этом году. Ну и ладно, она не навязывается, ей не горит попасть в местные леса. Потому лучше сейчас снизиться и поискать себе дичь в кианском лесу. Прискорбно, но факт, драконам нужно питаться чем-то более существенным, не только высотой и чувством эйфории (так себе диета).
Отужинав, Ворон решила продлить чувство ожидания полета и пройтись чуток пешочком. Вот тогда-то она и услышала свою магию. Ну как свою – магию мрака она почувствовала. А если быть совсем уж точной, то магию, направленную на поднятие и манипулирование живыми телами. Непорядок, однако. Мертвые должны лежать в земле или использоваться на благо. А поскольку нигде не ощущалось мастера поднятых мертвецов, то Ворон пришла к мнению, что здесь имеет место быть эксперимент молодого мага, который вышел из-под контроля, или магическая аномалия. Да, такое тоже может случиться.
Ей не составило бы труда явиться на погост прямо в тот момент и исправить ситуацию. Но… Ворон не раз натыкалась на нелюбовь двуногих рас к некромантии, даже такой вот «мирной». Сделаешь им хорошо, а они еще и недовольны останутся. Потому, пересилив свое нежелание, дракон отправилась к тем, кто скорее всего здесь и хоронил своих умерших. Из нескладного и оттого долгого разговора, дракон вынесла следующее: ей были не особо рады, но благодарны за предложение помощи. Бедолаги, коим не повезло лицезреть своих покойников в меру «живыми», условились, что они что-то там меж собой обсудят и завтра ей уде можно будет приступить к работе. Ворон подивилась, но ничего странного и подозрительного не учуяла, списав такое поведение на типичную реакцию мало ей понятных двуногих.
И вот сейчас она стояла недалеко от погоста и оценивала ситуацию уже как мастер-некромант. Такое дело лучше свершать ночью или вечером. Смешно, но Ворон во тьме чувствовала себя куда более уверенной. Мрак, он все же укрывает своих последователей и дарит уверенность в победе. А может все куда проще – мать учила Ворона с сестрой исключительно в темное время суток, что не могло не наложить определенный отпечаток на дальнейшие практики уже взрослых драконов.
«Прорыв» мертвецов был не таким уж и большим. Дело на час с небольшим. Да и то, только потому, что Ворон по доброте решила сделать небольшой подарок местным. Она может остановить и «упокоить» умерших, но хоронить заново предстояло их родственникам и близким. Чтобы сделать процедуру менее отвратительной (почему все так нос воротят от мертвых?) дракон решила «подправить» мертвых и частично приглушить гниль. Тела не станут вечными, просто на день-два перестанут разлагаться и дурно пахнуть – самое оно, чтобы без лишней брезгливости уложить их в могилу.
- Эа ла арн тог, - слегка нараспев прошептала Ворон. С ее уровнем она могла и вовсе мысленно читать заклинания. Но ей нравилось обращаться к энергии, нравилось чувствовать легкое возбуждение от процесса колдовства, нравилось слышать, что энергия ей отвечает и подчиняется. Хотя сама дракон привыкла думать, что это не подчинение, а содействие.

Кто-то считает некромантию, ровно, как и всю магию мрака, мерзостью. Кто-то не видит в ней гармонии. Кто-то очень глуп. Дракон чуть приоткрывать пасть, выпуская тонкую струйку почти бесцветного дыма. Ветерок подхватывает его и развивает, относя как раз к мертвецам. Некоторые мастера мрака считают подобную показушность излишней. В чем-то они правы, это пахнет хвастливостью и непрофессионализмом. К примеру, сама мать Ворона предпочитала все проделывать с минимум визуальных эффектов.

Но для этого дракона магия всегда была чем-то особенным, она ее иначе «видела» и вот такие фокусы ей очень нравились. При желании она могла все сделать куда быстрее и незаметнее. Но зачем отказывать себе в удовольствии? Все равно рядом никого нет. Можно без опаски насладиться своим искусством. А если ее кто и приметит из местных, пусть считают ее кем угодно. Некоторые в ее магии ничего не понимают, им сложно отличить мастера от новичка. Впрочем, сама Ворон никогда не стремилась к славе.

Дымок достиг мертвые тела практически рассеявшимся. Мертвые тела не нуждаются в воздухе, но когда «заклинание» дракона их коснулось, каждый мертвец «вдохнул» его. Пару мгновений ничего не происходило. А дракон, стоя поодаль, любовалась тем, как ее магия вплетается в чужую сеть, подменяет в ней то одно, то другое, разрушает и позволяет прорасти чему-то новому. Можно было сработать грубо: сначала заставить тела вновь вспомнить, что они давно мертвы, и уже потом привести их в более приличный вид. Но Ворону это показалось слишком муторным. Если подворачивается шанс «повеселиться», то почему бы и нет?

Тела падали и процесс их распада на время замирал. Даже трупный дух, который так нервировал живых, но был вполне привычен Ворону, уже не так сильно лез в нос. Дракон чуть склонила голову, любуясь плодами трудов своих. Внешне все опять же выглядело так себе. Ну упали тела, ну прекратили вонять, что такого-то? Где мастерство? А оно, как и положено, было скрыто от незрячих глаз (что в данном случае вообще довольно иронично). Вот иной маг мрака – он бы оценил быть может.

«В принципе, меня здесь ничего не держит» Плату Ворон с местных не потребовала. Ей эти странные металлические кругляшки были ни к чему. Да и зверушки в качестве закуски не рассматривались. Она свободный и сильный дракон, она еще не опустилась до того, чтобы променять радость охоты на сытные подачки. Дело сделано, можно спокойно улететь. Или пройтись. Тоже дело хорошее.

Дракон честно говоря имела подозрение, что за ней следят. Точнее она подозревала, что молодые дарования решат вырваться из-под опеки родителей и посмотреть, как страшный дракон будет творить страшную магию над дохляками. Ничего же плохого? Пусть смотрят, авось кого-то и проймет, будет в будущем еще один хороший или не очень маг. А может появится еще одна байка, которой будут младших сестер пугать. Всяко лучше, чем ничего.

Но Ворон не ожидала, что кто-то из молодых решит поговорить. Да, она приняла своего внезапного собеседника за местный любопытный нос. Во всяком случае в первые несколько минут.

Дракон развернулась к говорившему и обратила свои «пустые» глаза на паренька, придирчиво его изучая. В синевато-белом тумане отчетливо прорисовывалась некая фигура, чей «цвет» отчего-то рябил. Ворон встречалась с теми, кто умело прятал свою сущность или менял ее при помощи Древа, но всякий раз эти существа сбивали ее с толку. Они были интересны, но приставать с расспросами кто они на самом деле и зачем выкидывают такие фокусы – очень уж утомительно. Все равно ведь не расскажут.

Пасть приоткрылась, пареньку были продемонстрированы черные клыки – это была вроде как улыбка.

- Доброй ночи, молодое создание, - поздоровалась дракон. – Что я здесь делаю? Это очевидно. Я заставляю мертвых обрести покой. Вновь. Кто я? Дракон.

Ну что поделать? Она не умела нормально разговаривать с молодыми и незнакомыми существами. Вот с другими драконами, с семьей, немного с иными магами мрака – это да, тут можно потрудиться и выдать из себя чуть более содержательные предложения.

Алое и багровое, почти черное. Блики пламени и терпкий запах с характерной бражной кислинкой. Альхве рассеяно вертел в руках круглую чашу: он любил это деревенское, неизысканное вино, оставляющее тяжелую голову и звенящую эйфорию, но сегодня не хотел напиваться. Сегодня у него было важное дело.
Поведя бледными перепончатыми крыльями, жутко смотрящимися в полумраке питейного зала этого постоялого двора, демон отставил чашу и тяжело глянул на своего подручного.
- Отец Антоний, присмотри за своими агнцами. Боюсь, как бы они не стали мне обузой.
- Не беспокойся, отец Альхве. Мы готовы выступить по первому твоему слову.
И тот только оскалил клыки в усмешке. Его присоединили командовать отрядом инквизиторов какой-то мелкой приграничной марки только из-за их собственной никчемности. Это он здесь – ловец драконов, а остальные не более чем жалкая свита в тени крыльев могучего столичного инквизитора, явившегося на границу размять кости, и зависть, и ревность, и злоба, которой сочится ответный взгляд Антония, вполне оправданы и, пожалуй, его стоит простить. Ничто не может омрачить томления и предвкушения перед предстоящей схваткой, и охотник облизнул губы острым языком.
- Святой отец! Святой отец!..
Демон и человек вместе обернулись к запыхавшемуся старику, так как оба привыкли быть единственными священниками; но обращался шумный пришелец, разумеется, к крылатому бледному Альхве, который внушал куда больше уверенности.
- Святой отец... дракон! Он прилетел, как вы и говорили!
- Превосходно. – Холодно бросил тот, усмехнувшись Антонию, словно выиграл некий спор между ними, - Тварь пришла полюбоваться на деяния рук своих?
- Нет... – Староста, теперь он вспомнил, где видел этого перепуганного крестьянина, только руками развел, - Предложила упокоить. Сказала, что не нужно ничего...
- Отвратительно. Хорошо, что я оказался здесь, дракон, скорее всего, потребовал бы заплатить за свою сомнительную услугу чьей-то жизнью. Эти твари, насколько я знаю, любят свежее мясо.
Демон только усмехнулся. Незамысловатая ловушка сработала, как он и ожидал – отчего-то темные маги ужасно не любят конкуренции и ни за что не пройдут мимо разупокоенного чужаком погоста. Смущают их бродячие тела, что ли...
- Иди домой и помолись за нас. – Негромко проговорил Альхве, поднимаясь из-за лавки, оказавшись чуть ли не на три головы выше старосты, - Братья! К бою!

Он ступил за порог первым, расправил бледные крылья, теперь показавшиеся огромными, сделал пару шагов легко, словно танцуя и обернулся, ожидая своих соратников, коллегу-священника, четверых братьев и мальчишку-послушника с длинным свертком, который тот с натугой нес, перекинув через плечо.
- Помогите Герману. – Раздраженно бросил Альхве и быстро зашагал туда, где, как он помнил, находилось кладбище.
Отдав еще несколько распоряжений по пути, демон в густых зарослях у окраины погоста сбросил с плеч черно-красную рясу, оставшись обнаженным по пояс, вытащил из свертка несколько тяжелых и коротких копий-пилумов с тупыми наконечниками, выбрал один острый, на всякий случай и заткнул за пояс, а потом, выступив из-за деревьев, коротко разбежался и взлетел.
Дракон был невелик размером и черен, и, пока не раздались хлопки могучих крыльев, не заметил приближения врага, так как был занят беседой с каким-то мальчишкой. Альхве потратил лишнюю секунду, чтобы приземлиться в десятке шагов и чуть сбоку от дракона так, чтобы не задеть глупца, если он промахнется.
- Пошел вон! – Рявкнул, складывая крылья и выпрямляясь с первым пилумом в руках, замахнулся и направил копье на тонкую заднюю лапу, чтобы не дать крылатой твари быстро взлететь.
Не его беда, если мальчишка пренебрежет добрым советом.
Дракон вскинулся, разворачиваясь и не похоже было, что Альхве удачно попал, но зато он сумел поймать момент, когда узкая морда оказалась повернута к нему боком и именно в нее полетел следующий пилум. Удар был страшный, демон был могуч как бык, а специально утяжеленное под его руку копье с тупым деревянным наконечником угодило прямо в висок за глазом, разбив чешую и рассадив шкуру. Несколько капелек крови полетели в траву, а голова на длинной шее мотнулась в сторону.
Поодаль, на невысоком холме начали собираться люди и тот старик, что говорил с драконицей, чаще всех возбужденно тыкал пальцем в разворачивающуюся на погосте трагедию, вероятно, пересказывая слова священника о плате, которую разупокоившее кладбище чудовище могло затребовать за свою якобы-работу.

Что муж, что сын – оба говорили Ворону, что она слишком мягка и сострадательна к врагам. Оба пытались ее вразумить, не путать случайных храбрецов с настоящими врагами. Жизнь, в общем-то, была более чем солидарна с крылатыми мужами. Она не раз и не два сталкивала чернокрылую с личностями весьма далекими от милосердия, особенно к представителям ее профессии. И раз за разом она совершала одну и ту же ошибку.
Ворон была не глупа, она прекрасно понимала на какой риск идет каждый раз «щадя» противника. Но всякий раз надеялась, что противник внемлет предупреждению и отступит. Дракон со всей возможной осторожностью старалась не навредить малым созданиям. Ошибка, по сути просто непростительная ошибка. И как она все еще с такими-то приемами оставалась в живых, да на свободе?
Привыкшая к зверям и птицам, Ворон немного свыклась с мыслю, что каждое создание, уступающее ей по размерам, уступает и по силам. После жестких столкновений она «вспоминала» об ошибочности своих суждений. Но, в последующий раз опять умудрялась наступить на все те же грабли.
Мальчишка, с которым она беседовала то ли внял словам агрессивного мужчины, то ли верно расценил огненный плевок. Ретировался с поля активных действий, если коротко. Нельзя сказать, что это развязало лапы дракону. Грубо говоря это вообще никак не повлияло на завязавшуюся битву. Ворон «видела», что ее оппонент мог бы и не побрезговать случайно зацепить мальчонку. Она знала этот запах. Нет, она не встречалась ранее с этим мужчиной. Но «запах», свойственный охотящимся зверям и сражающимся бойцам она чувствовала прекрасно. Для него в данный момент существовала она и только она, а весь остальной мир мог преспокойно рухнуть в бездну. Пожалуй, это то самое внимание, которое дракон никогда не любила.
Некромантка не тешила себя иллюзиями. Она вляпалась. Не совсем по рога, но лапами увязла основательно в чем-то вонючем. Очень вероятно, что и кладбище с мертвяками, и беседа со старостой, и даже парнишка были очень удачно подсунуты ей под нос. И именно в тот момент, когда надо. Привлечь внимание, усыпить бдительность, отвлечь беседой. А потом напасть на ничего не подозревающую жертву. Вперед ринулся тот, кому предстояло в случае чего принять удар на себя. Впрочем, судя по силе и невозмутимости этого мужчины, он свое дело знал. Он нанесет один, может два или три – максимум, удара, чтобы сломить ее. И тогда, как волки на охоте, ее облепят более слабые особи этой охотящейся стаи.
Напугала ли она своего врага? Очевидно, нет. Разве что произвела нужный эффект страшного монстра на потенциальных зрителей. Вредить она не хотела, заботиться о своей репутации тем более. Значит надо улучить момент и попросту улететь. Сказать-то легко, но вот попробуй провернуть. Это надо совершить хороший прыжок, что с ушибленной задней лапой сделать уже сложно, ну или всяко не так быстро как обычно. Потом надо поработать крыльями, набирая высоту. И только потом устремиться вверх и прочь от «лживых» мертвецов и пугливых селян, и от агрессивных крылатых типов, само собой.
Может отвлечь его и других на вновь восставшую нечисть? Нет, скорее всего не клюнет на уловку. Что-то темное и дикое шептало Ворону отбросить подальше осторожность и действовать серьезно. Что-то в Вороне хотело, чтобы она набросилась на эту тварь, прикрывающуюся красивыми фразами, и начала разрывать на части. Чем кровавее, тем лучше. Раз, всего раз показать, чего стоит дикий дракон в бою, не боясь никого и ничего.
Следующий удар, нанесенный крылатым мужчиной, почти подтолкнул ее к подобному буйству. Боль пришла снизу. Казалось, что по лапам вверх ринулись четыре ядовитые змеи, сплетающиеся в одну тварь и жалящую прямо в сердце. Ворон оценила. Скорость, с какой среагировал на ее «атаку» мужчина, отсутствие визуальных эффектов (Ворон ничего не слышала и не почувствовала ровно до момента действия заклинания) его приема и, собственно, силу с которой ее начали сгибать.
«Эа ла арн тог» эту же формулу она читала парой минут назад, заставляя покойников упасть и вернуться к своему сну. Но оно отличалось от него как небо и отражение в воде. Заклинание прочитанное мысленно, заклинание, которое подобно атаке врага никак себя не показало, «вцепилось» в крылатого мужчину. Ворон понимала, что главное сейчас заставить мужчину потерять концентрацию, прервать губительное действие своей «сети». Потому сработала довольно грубо, но быстро. «Лапа» заклинания сжала свои «когти» на сердце инквизитора. Сжала не нежно, не предупреждающе. Дракон не желала падать к ногам столь грубого и невежественного существа, потому решила временно наплевать на некоторые свои принципы. В конце концов они не стоят жизни и тем более не стоят свободы. Потом, она скорее всего будет себя корить и осуждать. Но не в тот момент.
Одновременно с произнесением заклинания, некромантка применила свой дар. От дракона пошли волны ветра. Поднятая с земли пыль, сор и земля создавали досадную завесу. Тянуть с побегом дракон не планировала. Как только заклинание инквизитора ее отпустит, она постарается взлететь. Да, жалко, что прогулка к кладбищу, любимое занятие и приятный разговор (ну кто бы мог подумать?) обернется такими неприятностями.

Наутро к таверне подъехала огромная подвода, запряженная четверкой волов; борта ее были усилены стальными лентами, а колеса – высечены из целых толстых досок. Не стоило и гадать, для кого она предназначалась; высыпавшие во двор святые братья поприветствовали возниц, засуетились вокруг впечатляющей повозки.
– Святой отец, а Вы ведь в Дагор едете?
Отец Антоний, отправившийся на конюшню проведать свою верховую лошадь, которая в свое время обошлась ему в немалую сумму, вздрогнул от неожиданности. Позади стоял мальчишка, что крутился в таверне с самого позавчерашнего дня.
– Не в сам Дагор, но на запад. Хочешь с нами, отрок? – Инквизитор, пользуясь моментом, рассмотрел собеседника, но не нашел в нем ничего необычного, заурядный путешественник, не нищий и едва ли такой молодой, каким желает казаться, такие опрятно одетые мальчишки обычно по приграничным дорогам не шляются.
– Да, если возможно…
– Нам не нужны попутчики, - Строго отрезал Антоний, словно специально, чтобы показать свою значимость, - Но, если желаешь, в обмен на кров и стол я могу нанять тебя как слугу, доведем до Саттора, а там иди куда хочешь.
– Я согласен, я могу вам пригодиться.
– Я в этом сомневаюсь, отрок. Найди нашего служку, Германа, скажи, это я тебя к нему послал и будешь ему помогать, он укажет, в чем.
Пройдя вслед за новеньким и убедившись, что Германа он нашел, Антоний осмотрел прибывший транспорт и принялся дожидаться демона, который встал позже всех и только-только изволил завтракать в тесном зале, пока остальные беспокоились провизией в дорогу, лошадьми и мулами. Отец Альхве, явившись спустя добрых полчаса, только рукой махнул – полупривествие, полутребование следовать за ним.
Дракона грузили долго, пока не выпрягли одного вола в помощь людям и демону, втащить тварь на подводу было невозможно, и солнце уже высоко поднялось, когда святые братья двинулись в путь, повернувшись спиной к дневному светилу.
Практически все ехали верхом, даже служка довольствовался мулом, и только новенький, да отец Альхве, рядом с которым любая лошадь выглядела всего лишь крупным пони, шагали пешком. Двое погонщиков волов, что поначалу набрались смелости сидеть на передке, струсили, когда дракон принялся шевелиться и двинулись впереди, ведя беспокоящихся нежелательным соседством волов.
- Ты могла бы меня убить. – Заметил Альхве, хлопнув рукой по крылу, под которым пряталась завернутая цепью драконья голова, - Жалеешь теперь, что не сделала этого?

Какой, однако, смешной дракон ему попался. Альхве едва заметно улыбнулся и в который раз уже прикинул, сколько лет может быть этой тварюге – четыреста? Пятьсот? Шестьсот? Судя по ответу, не более десяти. Только неразумное дитя, только безумица оставит борьбу во имя спасения чужих жизней, жертвуя своей собственной. В прошлом бывали герои и идиоты, что до последнего защищали кого-то, гибли во имя того, чтобы мог жить кто-то другой, но для демона эти поступки были смутны и непонятны. Он не мог осознать причин, в его мире существовала лишь одна непререкаемая ценность – он сам, и оттого все прочее отвергалось, как заведомо неверное, странное, необоснованное. Извращенное самоубийство, вот чем был для него поступок черной драконицы, и ответ ее был лишь диковинным проявлением безумства. Или, быть может, ей так мучительно существовать без зрения, что она спешит подставить горло под первый поднявшийся нож?
- Я знал тех, кто жертвует собой во имя других, я читал и слышал немало подобных историй, пару раз даже приходилось видеть, - Альхве позволил, чтобы его улыбка была слышна и в голосе, - Но все эти люди и нелюди умерли, чтобы жил кто-то другой, чтобы были руки, которые смогли бы поднять оружие и отомстить за их смерть. Но ты принесла себя в жертву впустую, глупая. За тебя не отомстят и ты никого не спасла. Ты умрешь как скотина на бойне, и я спросил, не обидно ли тебе это?.. И нет, я не ненавижу драконов. Я на вас охочусь, и буду охотиться еще очень долго. Знаешь, если бы ты смогла меня сразить, быть может, кто-то из тебе подобных и остался бы в живых в будущем, но вот ты лежишь, спеленутая, как младенец и только и можешь, что пугать волов и этих несчастных людей.

Ворон пожалела, что не может поднять голову и «заглянуть» в глаза крылатому темному существу. Когда приходится слушать такие откровения, невольно желаешь видеть своего собеседника. Хотя в сущности это ничего не меняет. И дело тут не в слепоте. Дело в самой ситуации и мировоззрении собеседников. Дракон прожила вполне прилично, чтобы даже при своем диком образе жизни встретить созданий, подобных ее нынешнему собеседнику.
Относилась она к ним, мягко говоря, снисходительно. Она встречала диких зверей, куда более смекалистых и рассудительных, нежели некоторые «разумные» расы. Так почему бы не быть на свете двуногим, что от животных неотличимы. И ладно бы были нормальными, так ведь и тут ведут себя как худшие из худших. Взгляд у дракона был своеобразным, этого не отнять, но кое-что было все же верным. Все они – либо дети Богов, либо дары Древа. У них больше общего, чем хотелось бы некоторым думать. В какой-то мере Ворон всех считала животными, просто некоторые особи размножаются только в самодельных лабиринтах городов.
Но и среди зверей встречаются больные. Увы, срок жизни – это не единственная беда в мире. Бывают и естественные и искусственные болезни. К примеру, помешательство, безумие – несчастный зверь во всем и всех видит враждебное, грызет и кусает каждого встречного. Итог печален. Если ему больше не на кого кидаться, он начинает пожирать сам себя. В своем собеседнике дракон тоже увидела безумца. Несчастного, озлобленного и слепого. Он не видел, что катится в пропасть. А она уже видела, что затормозить в этом случае удается немногим, и лишь единицам – выбраться на поверхность.
Чернокрылая шумно вздохнула. Прям как мать, которая устала объяснять сыну, что кидаться камнями в прохожих не хорошо.
- Вы услышали только то, что хотели услышать. И сказали многое из того, что мне слушать не нужно.
Ворон его не осуждала. Сын не раз делал замечание родительнице, что из-за ее привычки говорить коротко, понять смысл бывает до невозможного трудно. Ладно, драконы, особенно старые, умеют слышать между строк. Иные прибегают к банальной телепатии. Но, если собеседник не дракон, и обделен полезным врожденным даром, то он, в большинстве случаев, опирается только на то, что услышал, при этом еще выкорчевывая особо понятные и аппетитные моменты. Ворон не осуждала. Она и сама так делала порой.
- Драконы – создания Древа и ученики Шаафсин. Не звери. Зачем на нас охотится? Или запах городов дурманит настолько, что люди и нелюди начали истреблять друг друга из прихоти?
Ей было не понять, что живущие в городах, даже драконы, нашли для себя изумительную игрушку. Политику. И не видели ничего дурного в том, чтобы за право забраться повыше перегрызть кому-нибудь горло. Это тоже правило выживания. Но это не ее среда. Потому для нее подобное было глупостью.
- Уберите руку с моего крыла. Мне неприятна близость с вами.
То, что он сознался в убийстве драконов, разозлило ее. Но выдержка цепями держало ее негодование. Он угрожает, что будет убивать еще. Подталкивает ее к той же истине, о которой постоянно толкует избранник. Чтобы кто-либо жил, кто-то должен умереть. Ворон спорила и отворачивалась, не желая признавать правоту. Она не хотела уподобляться тем, кто убивает по чужой указке. Если он говорит, что убьет еще дракона – кто скажет, что это правда? Может тот крылатый с огненно-золотой чешуей окажется не по зубам ему?
О том, что, скорее всего, именно этот дракон встанет на пути и крылатого инквизитора, Ворон догадывалась и почти не сомневалась. Супруг, в отличие от нее никогда не сомневался, никогда не жалел, и точно никогда не прощал. Странно это с какой-то стороны. Черный дракон, маг мрака и некромант, придерживается исключительно мирных взглядов. И золотой ящер, владеющий куда более «приемлемой» с общественной точки зрения магией, не желающий терпеть угрозы, от кого бы они ни шли. Совершенно разные драконы. Но до сих пор любящие и берегущие друг друга.
Как ни странно, но мысль о муже немного примирила Ворона с мыслью, что при следующем столкновении она убьет инквизитора. Крылатая даже удовлетворенно мурлыкнула, хотя больше это походило на ворчание голодного зверя.