Пожалуй, лучше всего описать происходившее ночью можно было только в ругани площадной да междометиях. Когда перепуганная служанка, вереща что-то невнятное о драконе, открыла двери в спальню Ливетты изнутри, той уже и след простыл, а менестрель, выскочив на балкон, увидала лишь серебристый отблеск в небе.
Значит, какому-то дракону явно захотелось вспомнить старые байки.
Какоему-то очень дерзкому дракону. И очень зоркому, если разобрал, что наивная красавица стояла в эту ночь, прохлаждаясь на балкончике. Или знал...
Мысли эти ничуть не нравились Миилин. Но пораскинуть мозгами и решить, куда прежде бежать, так споро не получилось - в комнату ворвались обеспокоенные хозяева, а дальше началось такое представление, что все ярмарочные балаганные шуты руки бы себе пообгрызали до локтей, только бы увидеть и разодрать на сюжеты как заламывала руки и причитала, а потом Отходила своего мужа шалью господа Амалия. Как багровел лицом, а потом пыхтел, отдавая приказы и причитая о том, что дочь умыкнули, ироды, без всякой свадьбы, господин городской глава.
Как потом трясли и спрашивали полукровку и глупую служанку...
Дальше пошла уж совсем дурная бурная деятельность, направленная на то, чтобы немедля зазвать гонцов к дальним рубежам, чтобы доложили, какой был дракон, а то девичьего бормотания мало к толку.
Только музыкант догадывалась, что дракон был не местным. И ей не слишком хотелось, чтобы её догадка быстро пришла на ум другим - в Киане не любят чужаков, правда. Но полукровке не хотелось крови купцов, даже если они замешаны в похотливых делишках одного из них.

Миилин метнулась к себе, наскоро оделась и, прихватив лютню, флейту, монеты за все года службы, и сумку со всем необходимым (будто ждала случая две сотни лет), резво выскочила во двор и припустила вниз по улице, зная, кого следует искать. И кому следует взгреть шею - авось, будь Кристоф под окном с цветами, зверь бы не кинулся вниз. Но рыцаря там не было, значит, решил залить горе элем.
Трактиров в городе было не так много, так что, к утру, по серой хмари и резкому холоду, да усиливающемуся ветру, от которого уже приходилось прикрываться плащом да капюшоном, полукровка нашла господина де Брие. Состояние "в синюю зюзю*" не слишком нравилось менестрелю и, недолго думая, легкая на руку девица, позаимствовала со стола кружку с недопитым и вылила на голову мужчине.
- Пожар! - Звонко крикнув, так, что выпивохи за соседними столами дернулись, полукровка плюхнулась на лавку напротив, сгрузив свои пожитки и тут же вскочила, принимаясь тормошить Кристофа.
- Нашел когда пить! С Ливеттой беда!

_______
* - редкий зверек, является тем, кто перебрал

Отборная ругань помощника главы стражи не произвела на полукровку должного эффекта (менестрель она или где, в конце-то концов?!), так что Миилин только хмыкнула и выжидающе скрестила руки на прискорбно-плоской груди, так что взывать к мужественности окружающих было нечем.
Собственно, окружающие окружали, вот только они явились на по душу полукровки (слава Богине!) , а всё к тому же похмельному Кристофу де Брие. Мужчина был хмур, помят и еще не совсем готов к диалогу, но кто ж его спрашивать-то будет, если небо уже свалилось на голову обитателям городка.
Музыкант тоже внимательно слушала писаря, отмечая про себя, что и не сомневалась в складности действий хитрый узкоглазых чужаков. А потому судьба Ливетты казалась еще более незавидной и это совершенно не нравилось девушке. Она хмурилась, крепче сжимая тонкие пальцы.
"Нет" от Кристофа было как ударом по темечку. Полукровка недоуменно моргнула, промолчала миг, всматриваясь в упертые и благородные черты лица мужчины, а потом, поджала губы, нахмурившись.
- Хорошо. Как знаешь, не пожалел бы потом. - В то, что Ливетта могла сговориться с драконом-оборотнем, её учитель музыки не верила. Девушка была вертихвосткой, конечно, но на такой фортель у нее не хватило бы наглости, цинизма и ума. Так что, всё же, Миилин была уверенна, что Лив - жертва обстоятельств. А потому отказ рыцаря, который еще вчера полагал себя почти женихом красавицы, изрядно огорчил.
"Ну и ладно. Эх, дороги мои, дороги... пусть выносят ноги и помогают Боги!"
- Счастливо оставаться. - Сдержанный кивок не мог выразить всю степень возмущения полукровки, но сейчас возопила эльфийская часть крови - умолять и ползать на коленях было не по чести Детей Лесов.
Миилин забрала свои пожитки с лавки и отправилась по улице к воротам. И, пока на городом собирался снежный буран, о причинах которого менестрель догадалась ("...это торгаши решили так следы замести, злыдни"), нужно было решить еще один насущный вопрос, который иначе полукровка бы решила за счет рыцаря.
Нужно было верховое животное, потому что путь до ближайшего порта далёк и опасен. Конечно же, в сумке у музыканта водились деньги, но, во-первых, путь далёк и опасен, во-вторых, стресс способствовал тому, что хотелось взять и свести в личное пользование чужую вещь. Миилин прямо чувствовала как чешутся её руки, но в черте города воровать было глупо.
Так что полукровка, решив не пытать судьбы, пошла к воротам и битый час, в снегопад, ругалась со стражей, чтобы её пропустили. Наверное, только холод повлиял на то, что охранники открыли калитку перед оголтелым "пацаном".
Снег укрывал всю долину. И это было очень плохо для посевов и зверья в лесу.
Ругаясь и скрипя зубами, полукровка дошагала пару миль, добираясь до постоялого двора, который сегодня привечал всех, оказавшихся во власти непогоды. Едва отряхнув снег с капюшона и размяв пальцы, выстукивая снег с сапожек на крыльце, менестрель услышала, а потом и увидела как по дороге, сворачивая ко двору, подьезжает карета, запряженная хорошей такой четверкой лошадей.
И в мозгу что-то щелкнуло.
Но, сначала, надо подождать в тепле, переждать бурю, которая не будет вечной. Заодно и дать скотине отдохнуть.
Так что, промерзшая, но в приподнятом настроении, полукровка ввалилась в общий зал постоялого двора, намереваясь отобедать и послушать, что люди говорят.

В общую залу при постоялом дворе вошёл молодой мужчина, на ходу стряхивая с себя снег. Он не выглядел продрогшим несмотря на лёгкий дорожный камзол, но был жутко недоволен возникшей в пути заминкой и непогодой, вынудившей его сделать остановку в столь неподобающем его статусу месте, вместо того, чтобы доехать до города и уже там разместиться в приличной гостинице с привычным комфортом.
Хозяин постоялого двора вмиг распознал важного гостя и поспешил засвидетельствовать своё почтение лично, а заодно узнать, чем может служить такому благородному господину он, его домочадцы и слуги. В уме трактирщик уже прикидывал размер щедрой благодарности, которая с лихвой компенсировала надменный взгляд этого заезжего юнца, смотревшего кругом свысока и презрительно кривившего губы. Однако он со снисходительностью выслушал хозяина и ответил, что его собственные слуги сейчас распрягают карету, и хорошо бы лошадей устроить в здешней конюшне на отдых как положено. Путь был не близкий - весь день и всю ночь, а сегодняшнее утро и вовсе выдалось ненастным. Хозяин заверил, что всё будет сделано в лучшем виде и что он сейчас же пошлёт своего человека присмотреть за этим, а пока не угодно ли будет господину отдохнуть с дороги? Наверху есть замечательные комнаты, обед можно будет подать туда...
Но господин явно не планировал задержаться столь основательно. Хотя и переполненная зала не вызывала у него бурного энтузиазма, он пожелал, чтобы ему подыскали столик в уютном углу, подальше от всеобщей толчеи, где он, так и быть, пообедает и оценит фирменные блюда здешней хозяйки.
Рассыпаясь в любезностях: "Что вы-что вы!... Конечно!... Моя жена почтёт за честь.. Специальное столик для дорогих гостей.... Проходите вот сюда... ", хозяин проводил гостя в импровизированную нишу в углу зала за занавесками, где стоял широкий чистый стол и пара скамей на четверых. Тут же были зажжены свечи и предложен аперитив с холодными закусками.

Попивая местное вино, что на вкус было чуть лучше, чем просто терпимо, Раймар с интересом, который, впрочем, не выдавала его скучающая постная физиономия, оглядывал собравшихся в трактире, волей случая и непогоды. Не нужно было напрягать слух, чтобы уловить - местные и те, кто прибыл из города, обсуждают совсем недавнее происшествие весьма скандального характера. Кто-то кого-то обманул, что-то украли, чья-то честь поругана и какая-то девица скомпрометирована, а главное - чужаков не-кианцев будут тщательно проверять на всей дороге до ближайшего порта. Графу оставалось только порадоваться, что он не едет со стороны побережья и не направляется в ту сторону - ещё задержки в пути и излишнее внимание к его персоне ему ни к чему.
Пробираясь сквозь толпу в зале, Раймара разыскивал один из его слуг. Наконец он заметил господина и, подойдя к нему, с поклоном доложил, что лошади устроены... Поймав взгляд мальчишки, сидящего ближе всего и как будто прислушивающегося к их разговору, Раймар велел слуге и его товарищам оставаться присматривать за лошадьми и каретой.

Замечание насчёт того, что у кого-то тут дамы, Раймар был готов великодушно пропустить мимо ушей. Мало ли кто прячет женщину под дорожным плащом, или, может, кто-то из этих в зале - сама себе бородатая дама. Ну, потренькал бы мальчишка на своём... что там у него, и остался бы в стороне от дальнейшего развития ситуации, наверное. Но он как будто из кожи вон лез, чтобы обратить на себя куда большее внимание нежели любой другой из находившихся здесь сейчас. Его последние слова, обращённые к Раймару, просто не оставили возможности сделать вид, что не было сказано ничего особенного, такого, чтобы задеть гордость вспыльчивого аристократа.
Он метнул на мальчишку злой взгляд, обещающий, впрочем, быструю смерть в огне. Но вот успел ли пацан оценить этот красноречивый взгляд, осталось непонятно, потому что обзор загородил тот самый тип, который тут где-то женщину нашёл... или потерял. Его грубые извинения за "невоспитанного дрянного мальчишку-музыканта, который сейчас докочевряжится" и любезности в адрес "прекрасной рыжеволосой нимфы... пардон, леди", граничащие с пошлостью, заставили Раймара очень быстро, прямо-таки на ходу пересмотреть цель для своего праведного гнева. Мужчина, который так старался произвести на него впечатление, в порыве пылких чувств шагнул ближе и, наклонившись через стол, в каком-то интимно-доверительном взял Графа за руку, повлажневшими глазами ловя его взгляд. Несвежее дыхание вкупе с винными парами и запахом немытого тела не то что слезу вышибали - рвотный рефлекс удалось подавить с трудом. Дальнейшие события развивались молниеносно: зелёные глаза полыхнули огнём, Раймар, сколь не было бы ему противно, перехватил руку этого деревенщины, полупроцедив-полупрошипев сквозь зубы что-то мало понятное - то ли ругательство, то ли проклятие, магической формулой призывая энергию огня и направляя её в свою ладонь. Горе-ухажёр взвыл нечеловеческим голосом и отпрянул, еле вырвавшись из захвата и прижав к себе, баюкая, покрасневшую руку. В зале резко стих и гвалт, и вообще разговоры, некоторые из посетителей даже повскакивал с мест.
- Бешеная злобная фурия! - мужик взирал на Раймара ошалевшими глазами, по-видимому, так и не поняв, в чём его ошибка. Граф уже было встал из-за стола, чтобы объяснить более доходчиво, но на крик прибежал хозяин и принялся суетиться вокруг "уважаемого господина и дорогого гостя", рассыпаться в извинениях и ругать "всяких проходимцев, которые порочат честь его достойного заведения". В мгновения ока по его знаку появились двое местных вышибал и выпроводили из трактира уже пришедшего в себя и сыпавшего грязными ругательствами незадачливого дебошира и, кажется, на выходе придали ему ускорение по направлению к грязной луже посреди двора.
Трактирщик вновь принялся за свой подобострастный тон - может ли он как-то загладить свою вину перед господином за эту досадную неприятность. В целом, Раймар мог бы быть удовлетворён исходом, ведь всё же в Киане он чужестранец и должен довольствоваться здешними полумерами наказания, а чтобы не поддаться искушению и не выследить своего обидчика, чтобы рассчитаться с ним сполна, лучше было бы прямо сейчас запрячь лошадей обратно в карету и продолжить путь. Но его людям и лошадям нужен был отдых. Поэтому Граф, метнув ещё один злой взгляд в сторону уже слегка притихшего дерзкого пацана, с выражением великодушной снисходительности по отношению к несчастному хозяину объявил, что лучше ему будет отобедать в уединении, в какой-нибудь из свободных комнат наверху, куда трактирщик тут же и вызвался его отвести, пообещав, что теперь уж он самолично проследит за порядком и чтобы никто больше не побеспокоил дорого гостя.

Их было четверо. Четыре вороных красавца, одинаково сильных и выносливых, чтобы тянуть карету и по ухоженным дорожкам графского парка, и по внезапно возникшему бездорожью из-за раскисшей от снега и дождя глубокой колее какого-то кианского захолустья; и равно высоких и статных, так что не зазорно и самому Графу прокатиться верхом на одном из таких. Восьмилеток звали Першерон, Клайдесдаль, Брабансон и Тагор, и к каждой паре был прикреплён свой грум, даже в таком далёком путешествии, как это. Да, Раймар любил животных, в частности своих лошадей, едва ли не больше людей. Лошади его не раздражали своей глупостью, хорошо выдрессированные не дерзили и умом порой превосходили некоторых других двуногих слуг. И как другие слуги, перенимали что-то от характера своего хозяина.

Несмотря на то, что безымянный постоялый двор был ещё тем захолустьем, впрочем, ничем не отличающимся от многих других, что попадались в их путешествии, однако, благодаря харизме Графа, его лошади и слуги были устроены со всевозможным по местным меркам комфортом, так что люди даже позволили себе расслабиться, получив от господина распоряжение готовить лошадей не раньше вечера, а то, может, и следующего утра - как погода опомнится и придёт в себя, то есть, в норму.
Устроив лошадей по всем правилам, задав им овса и выполнив тем самым свой долг, конюшие, а вместе с ним и личный лакей графа, решили выпить да закусить, а заодно и скоротать досуг за картами. Разумеется, не выпуская из виду денников с лошадьми. Но вот всех охватил азарт, а карта шла только к одному, тут шум, споры, шуточные угрозы, и все как-то выпустили из внимания, когда и как прикрылась калитка денника, в котором они заседали.

Именно Тагор оказался в том самом злополучном деннике, который ближайший подвернулся конокраду под руку. Гордый жеребец в своих лошадиных мыслях не допускал, что его могут свести как какого-то молочного жеребёнка следом за мамкой. Вышел он за калитку следом за тянувшей повод девочкой скорее из любопытства, уверенный, что в любой момент может не только поднять такой шум и переполох, что тут все сбегутся во главе с хозяином, но и просто как двинет копытом по лбу незадачливой воришке, так всё и закончится. Дагорские лошади ничего не слышали про то, что женщин не бьют.
Тагор негромко фыркал, прядал ушами и принюхивался к тому, чем девчонка пыталась его подкупить. Эта невежда совершенно не разбиралась в лошадях и надеялась, что он польстится на булку. Жеребец возмущённо и громко заржал.

Тем временем запертые в деннике люди поняли, что что-то не так. Самый крепкий из них толкнул пару раз калитку и убедился, что она не поддаётся. И тут они услышали возмущённое конское ржание. Стало ясно, что что-то уже совсем не так. Один из товарищей забрался на спину другому и перемахнул через калитку, как раз вовремя, чтобы увидеть вставшего на дыбы чёрного жеребца над замершим в испуге мальчонкой, который, по всей видимости, собирался свести коня. И тот отплатил за оскорбление крепким ударом копытом в грудь, так что, похоже, начисто вышиб дух из пацана. Конюший принялся успокаивать Тагора, который ещё порывался метнуться в сторону, чтобы настигнуть своего обидчика и втоптать его в пыль окончательно. Выбравшись из закрытого денника, подоспели остальные, с некоторой опаской поглядывая на распростёртого на полу конюшни мальчишку.
- Что? Зашиб на смерть? - спросил один другого.
Слуга графа наклонился, чтобы послушать, дышит ли несчастный конокрад.
- Да нет, вроде жив, - откликнулся он спустя секунд двадцать. Из-за шумно фыркающего и бьющего копытом коня сложно было что-либо расслышать, но, кажется, грудь под лёгкой курточкой вздымалась, хоть и не слишком высоко и не слишком ровно.
- Надо сказать господину, позвать... - подал голос третий.
Один из слуг побежал за графом.
У них у всех на уме было то, что случись это дома, в Дагоре, такому происшествию придали бы не больше значения, чем попытке кражи, причём пострадавшей стороной был бы Граф. А тут они чужаки в другой стране, не самой дружелюбной к дагорцам стране. Не хотелось бы лишних неприятностей из-за неизвестного мальчишки, зашибленного на смерть при неудачной попытке свести коня.

Как и полагается хозяину собственной, ну и других жизней, Раймар привык наслаждаться редкими минутами покоя не спеша, пусть даже в таких непритязательных условиях, как одна из гостевых комнат на постоялом дворе, да под местную, пусть не слишком изысканную, зато приготовленную со всем старанием лично хозяйкой "для дорогого гостя", вполне съедобную на вкус и сытную для желудка стряпню. Он только распробовал чудесное жаркое под унылый вид в окне с видом на дорогу, как явился слуга, коротко извинившийся, что беспокоит господина, но на конюшне с одной из лошадей случилось досадное происшествие, которое требует незамедлительного решения графа. Своим приближённым, а путешествовал он только с особенно доверенными слугами, Раймар привык доверять, а потом не стал тратить время на расспросы на месте, и лакей рассказал всё по дороге к конюшне.
Там они обнаружили всё тех же, примерно всё в том же положении. Мальчишке-конокраду, видать, крепко досталось, и никто не стал приводить его в чувство. Раймар велел принести со двора побольше снега. Принесённый ком он растопил в один момент прямо над "бездыханным телом", так что окатило как из небольшого такого ведра ледяной водой. Граф и его слуги обступили несостоявшегося вора. Злой взгляд зелёных глаз Раймара был скорее угрожающим, нежели грозным. Этого мальчишку он заметил ещё в трактире. Ох, как это должно свербить в одном месте, чтобы с такой настойчивостью нарываться на неприятности!

"Отрубают руку..." - услышав угрозу от рыжего дворянчика, полукровка едва не стартовала с места в небо, подскочив и заново оседая в лужу, испуганно прижимая к себе руки. То, что для менестреля худшей участи нет, было понятно, как и то, что после такого путь один - вниз с обрыва. Угрызения совести по поводу сведенного вороного чудовища? Нет, не слышала. Но терять уже было, практически, нечего.
- Да не воровала я вашего коня! Достали! Я его вывела и хотела накормить. Мне показалось, что ему в стойле плохо! - Врать, так до синей луны.
И тут в ситуацию опять вмешался случай.
Удача явно любила дураков и пьяниц, а еще - берегла менестрелей.
Узнавая Кристофа (ну надо же - таки сподобился в поход за своей зазнобой!), Мие мысленно выдохнула и приглушенно вякнула, когда её вздернули за шиворот с пресловутой лужи, как котенка. Уцепилась тонкими пальцами в чехол лютни и жалобно-жалобно посмотрела на рыцаря и весь народ, кольцом взявший двор. Кианцы и дагорцы, в тесном пространстве одного трактира, в момент, когда война почти на пороге - это вам не шутки.
- И вообще, я девушка! Хватит ко мне, как к мальчике. - Раздраженно (чувствуя какую-никакую, но защиту) огрызнулась полукровка, гневно сверкая глазами на рыжего. - И если бы я сводила коня, то разве так глупо? С грузом вещей за спиной! - Сейчас главно было - на свою сторону переменить родных килгешианцев. В толпе уже слышались хмыканья и вздохи узнавания.
- У кого-хошь спросите - я вообще слуга пропавшей дочери городского главы. А вы, может, колдун и дракону помогаете. И его дочку свели и в коня превратили! - Кажется, Миилин заносило, но чем смелее обвинения, тем больше шанс, что толпа зацепится за что-то другое.
Заркныв на рыцаря, тихо вздохнула.
- Ты за мной не пошел, вот я и пошла Ливетту спасать. - Выдохнула. Поежилась от холода. Валяться в луже, это вам не в реке летнюю жару смывать.