Запрягли, взнуздали мне коней беспредела,
А кони понесли, да все прочь от тебя.
Каких-то несколько секунд демон молчал прежде, чем продолжить разрезать воду ржавым лезвием ножа, и Л`игирлинн вновь мог видеть тени прошлого в глазах напротив. Пути ненужных намерений, неизбежных падений и побед, которым долго не будет конца. На том пути не было и не будет никого, кто мог бы подарить покой или привести к реке, чьих водах можно напиться молчанием. Занавесь неизвестного была приоткрыта антаресу, стоило протянуть руку, отодвинуть ее и заглянуть в чужое будущее. Ли вздрогнул, упустив момент, когда демон оказался в непозволительной близости. Жар смрадного дыхания остановил, давая возможность подумать - а действительно нужно видеть свое имя, выскобленное когтем на пергаменте чужой судьбы?
Отгородившись от нескрываемого презрения молчанием, (если демон и скрывал, была ли разница для эмпата?), антарес ждал, когда Далагар покинет комнату, громко стукнув деревянными створками друг о друга.
Хрупкие секунды ломались под тяжелыми копытами раздосадованного демона, уходящего прочь ни с чем. Вместо того, чтобы бесследно раствориться в потоке бесконечного прожитое, прочувствованное, услышанное шипело от соприкосновения с кожей мезомастера, и запоздало исчезало в реках времени. Ли все еще видел темные глаза и рот, искривленный в презрении, тело, сотрясающееся то ли в страшных воспоминаниях, то ли в каркающем смехе, который не желает изыматься наружу сквозь ссохшиеся связки. Он сморгнул, смахивая с ресниц задержавшиеся капли разжиженной квинтэссенции боли. Влаги, попавшей на кожу, не хватило, чтобы стереть грань между жизнью и не_жизнью, за которой антарес был вынужден находиться во время разговора.
Грань стояла черно-белыми картинами эмпатических оттисков событий, случившихся в этой комнате. Томительное ожидание, завернутое изузоренный шелк кимоно, растекается по венам трепетом неизбежности встречи. Холодное заостренное пренебрежение, отражающееся на обнаженном клинке, готовое разрубить первого попавшегося на пути. Узор лжи, искусно вплетаемый недомолвками и неприкрытым подхалимством в благородные мысли собеседника. Ровное согласие, четкое осознание безумства, которое предстоит всем собравшимся.
Последний образ звал рассмотреть поближе, но Танцующий с Пророчествами не мог к нему прикоснуться, пережить эмоции вместе с участниками события. Всему виной была иллюзия присутствия демона, выстроенная стеной вокруг антареса. Неизвестность, давно забытое мезомастером состояние, стояло по другую сторону, останавливая от разрушения морока одним присутствием.
Антарес закрыл глаза, желая темнотой стереть разницу между белой и черной частями иллюзии. Вместо серого полотна шума, в котором должны были смешаться цвета, возник новый образ. Ощутимо настоящий, длящийся сейчас, где-то за стенами города.
Солнце садилось сбоку, со стороны сердца. В закатных лучах рисовые поля превратились в золотое море, качающее на своих волнах сапфировых и адамантовых кораблей-стрекоз. Воздух касался кожи, теплый, как молоко матери. По широкой тропе шла фламер. "Сараса", - имя разделившей ношу испытания с ним само нашло мезомастера. Девушка шла по дороге в своих запыленных одеждах, касаясь пальцами края моря, зачарованная прекрасным пейзажем, частью которого стала. Они оба чувствовали присутствие друг друга, как и нить, связавшую их пути и сердца.
"Как нести свое имя на алтарь солнца, если в кончиках пальцев нет тепла? У какого ветра спрашивать совета, если все они дуют прочь?" Вопросы заданы беззвучно, она могла читать боль по его сердцу. Вместо ответа Сараса поддалась вперед, будто нанизывая на ресницы упущенный антаресом солнечный свет, и Ли заглянул в серебристые глаза. Он увидел собственное отражение и слова, вернувшиеся к нему эхом: "Там где были страх и самообман, не останется ничего. Лишь Истина".
И улыбка.
Теплая.
Всепрощающая.
С еле уловимым привкусом океанского бриза. Освежающего и бодрящего.
Сараса не успела увидеть в глазах Ли зеркало его внутреннего мира, расколотого надвигающейся грозой, тьму и чадящий огонь, крадущиеся по осколкам прожитого дня, антарес разорвал контакт.
Пусть короткий и неоднозначный, но его хватило, чтобы Ли почувствовал себя здесь. Пальцы дрожали от нетерпения, тело покалывало от долгой неподвижности, когда мезомастер превратился в мраморное изваяние.
Первым делом Л`игирлинн прикоснулся к шее. В том месте, где ему почудились обжигающие отпечатки пальцев, уродующие почти прозрачную кожу с неуловимым в дневном свете сиянии. Кончики пальцев пробежались по нитям жемчуга в волосах, зацепили несколько и бусинки украшения покатились по циновке, столу. Он разорвал оставшиеся нити, тряхнул головой, слушая, как драгоценный перламутр отстукивал свою мелодию свободы. Бумажные стены, которым был адресована бессловесная тирада из падающих жемчужин, равнодушно ее проигнорировали.
Гроза была неизбежна.
Одна бусинка докатилась до края низкого столика и остановилась. Мезомастер отправил ее вслед сестрам на пол. Первые капли дождя во внутреннем мире Ли падали на раскаленную почву и тут же испарялись. Дождь был холодным, почти ледяным, но опалил разум, призывая к действиям.
Новым шагом к не_ограниченности должна была стать одежда. Не утруждая себя застежками, он дернул на себя. Послышался треск ткани, лохмотья краев щекотали кожу, подгоняя к действиям. Спешными движениями Ли оголил плечи, торс. Для того, чтобы окончательно избавиться от одежд, нужно было встать.
Низкий столик был опрокинут с грохотом, но это показалось мало. Широкий замах – и поверхность стола раскололась, одна ножка отлетела в дальний угол. Северд-Ин изъят из ножен, и произведение искусного мастера превращалось в щепки. Мезомастер стоял на коленях, опираясь на одну руку, а второй рукой наносил удар за ударом. Только когда стол был превращен в кучку осколков, щепок и деревяшек, Ли поднялся на ноги, переступил через подол и огляделся в поисках предметов, на которых осталась аура Далагара. Ими стали перистый ловец снов и две расписные ширмы. Он не помнил, над какими предметами методично заносилась рука с кинжалом, и сколько времени прошло. Раскаты грома и шум проливного дождя затмил все, выстраивая вокруг антареса стену скорби и отчаяния вместо разрушенной иллюзорной неизвестности. Он не слышал шелест одежд, скрип деревянного пола или бумажных створок, затаенного дыхания – не оборачиваясь чувствовал чужое присутствие, тяжелое, давящее, воспринимаемое даже не под кожей, а где-то глубже, но не мог открыть глаз.
Л`игирлинн был далеко, он стремился догнать Сарасу, чувствуя, что в ее уходе было что-то неправильное, недолжное. Закат потерял теплые оттенки божественности, стелился белым саваном небес по пахучей земле. Силуэт девушки обвивался туманом, разделяя их пропастью бессилия. Когда он потерял ее из вида, он закричал, протяжно и безысходно, зовя ее по имени.
С раскатистым смехом безумия молния разделила душевный мир на куски, а самого антареса мощной волной чужих несдерживаемых желаний бросило из мира пророчеств к дальней стене чайной комнаты. По лицу стекали, щекоча кожу, холодные капли. Когда Ли открыл глаза, он видел лишь серую пленку. Не было сил даже шелохнуться, он застонал, с удивлением прислушиваясь к своему слабому голосу.
Чьи-то пальцы коснулись лица, вытирая влагу слез, а затем исчезли, чтобы удержать голову на весу. Ли прикрыл глаза рукой, пытаясь осмотреться. Закат, вечный пленник сладостных пристрастий, ненадолго задерживался в горной стране, он уже спешил через морок ночи к старшему брату – призрачному восходу. Воздух смешивался с тьмой в вечерние сумерки, делая видимым сияние на коже Звезды Кёху.
Сверху нависло изнуренное лицо Кахалонга. Смотревший на антареса телохранитель был мертвенно бледен. Ли попытался отстраниться, вырваться из плена чужих невольных прикосновений и липких ласк.
- Кахалонг, - имя, звучавшее просьбой, должно было все расставить на свои места.
Но вместо того, чтобы отпустить, эльф теснее прижал к себе обессилевшее d битве с судьбой тело мезомастера.
- Мой мастер, - тихо, со странной хрипотой в голосе заговорил Кахалонг, - Наконец-то моя награда у меня в руках. Но почему любовь смотрит на меня как недоверчивый зверь? В каждом нерве горит этот вопрос, и ответа на него все нет и нет. Почему?
Каждое слово падало на плечи осколком скалы. Ли вздрагивал, с трудом пытаясь разогнуть тело, заставить действовать, но тяжесть чужой искренности вновь обрушивалась на плечи, потопляя его под собой, лишая сил на борьбу. Он мучительно скривился, задерживая дыхание.
- Потому что я часть того мира, в которой тебя никогда не будет.
Красота антареса изменилась, став скорбной и почти отталкивающей. Он уже знал, что будет. Он больше не мог защитить телохранителя от эмпатии. В самом начале Л`игрлинн предупреждал о том, грань между своей печалью и чужой радостью не толще лезвия ножа, немногим удалось удержать на ней равновесие. И если раньше эльф шел по тонкой проволоке, протянутой между светом и пустотой, то сейчас он падал, низвергнутый вихрем эмоций мезомастера.
- Я готов на все, лишь бы быть рядом. Впитать глазами святую волю Пайкэ, пересчитать все звуки в ночи Маан, сплести воедино все звезды Стеи.
Чужие желания, словно дурман заполнили тело, сердце стало биться медленно и каждый удар отдавался в голове, намного громче, чем активированная Антей. В горле было сухо, он сглотнул разжиженную соль с привкусом ржавчины.
- Я буду целовать землю, по которой тебе нужно пройти. Я научусь летать для тебя, мой мастер. Города и страны будут падать ниц перед твоим сиянием.
Сердце, постоянно движущийся, рвущийся наружу кусок плоти эльфа, переполненное чувствами, пробивало грудную клетку антареса, душило и лишало последних сил, порабощая. Рука спустилась с волос ни плечи, легла на шею, в том самом месте, где Ли почудилась отметка демона. «Не демон, а он!» - мысль пронзила сознание. До того, как пальцы сомкнуться, лишая возможности дышать, и он потеряет сознание, нужно было принять все как есть и сделать выбор между скомканной душой и сотворением вечности.
- Нет!
Рука с кинжалом подчинялась неохотно, медленно, будто чужая. Вопрос замер на губах Кахалонга, да и он сам замер, почувствовав ниже ребер теплоту металла, опустил глаза и увидел, что насажен на кинжал. В тоже мгновение небо мира антареса как будто испугано вздохнуло, вскрикнуло, как раненый зверь. Крик фантомной боли покатился, затихая, вдаль – и в мгновение кончился дождь его скорби.
Захват на шее ослаб, пальцы разжались, оставляя безобразную метку. Л`игирлинн выдернул Северд-Ин из раны. На конце клинка алой жидкостью сияла жизнь, выплескиваясь за границы тела. Эльф, навалившись всей тяжестью тела на Ли, начал медленно оседать.
Новое, неизведанное чувство прорвалось, как клокочущая вода. Был в ней величественный восторг, сладостное отрешение от себя самого. Растворяясь в танцующем пламени и мантии из дыма, оно осело в душе горечью непрошенного знания смерти. В раковине из щитов светочей, среди осколков и ошметков, рядом с мертвым телом, дрожа от пережитых потрясений, стоял Танцующий с Пророчествами, мезомастер Богини Солнца, перепачканный в крови собственного телохранителя и пытался представить Нарай’Ли’Анджайя. Наконец вспышка света ударила по предметам. Многоцветные переливы закружились в вихре, все быстрее и быстрее, пока не смешались в слепящую белую полосу, а та, в свою очередь рванулась вверх, беспрепятственно преодолевая стены, унося мезомастера в себе.
--- >> [url=https://lastchance.0bb.ru/viewtopic.php?id=754#p28110]Нарай`Ли`Анджайя[/url
Отредактировано Л`игирлинн (2010-09-29 23:11:09)