————→ Парк.

Ничего не стоило пронырливому шуту пробраться в королевский замок самыми что ни на есть окольными путями. Подземными и подвальными путями, прямо скажем. По боку постукивала сумка с яблоками, копна золотистых волос развеивалась и как-то пружинила при ходьбе. Преспокойной походкой Сетх прошел в замок и привычно прокрался мимо немногочисленной в час нынешний стражи. А зачем оным служивым быть в большом числе? Видали ли вы дураков, которые добровольно в замок монарха проберутся? Шут видал, но после того их более никто не видел, а посему, нет больше смельчаков таких. Да и места знать надо, чтобы стражу обойти и не попасться. И годами наблюдать, и пробовать, и попадаться, с лилейной мордой заявлять, что местный ты, и... Ну, в общем, вы поняли, и не о том сей наш рассказ.
Так вот.
Зайдя в свою комнату, Киф первым делом скинул сумку на кровать, потом постягивал с себя одежды и, порыскав в шкафу, решил-таки в кои-то веки от канонов не отступать и перед сном грядущим (ведь вечер уже как-никак) облачиться так, как оно подобает шуту. Костюмов сей прелюбопытнейшей тематики у нашего героя было много. Но, чтобы выбрать, надо было хотя бы избавиться от физиономии достойного представителя голубых кровей. А посему Сетти встал перед зеркалом. И пустился в думы. По замку он часто щеголял в своем истинном обличье. И только здесь, спешу заметить. Но иногда либрис позволял себе менять немного образ в умеренных пределах. Чтоб и узнавали, и удивлялись. Собственно, пшеничная шевелюра стала короче и приобрела красивый рыжий оттенок, немногим ярче родного цвета волос Сетха. Теперь короткие пышные волосы чем-то напоминали всполохи костра. Глаза цвета голубого, небесного сохранились от предыдущего облика, но появились в них и зеленые вкрапления, и несколько игривых бесноватых нот. Лицо осталось бледным и на нем высыпали веснушки в небольшом и приятном глазу количестве. Теперь он был шут! Теперь был собой! А облик холеного аристократа вернулся на вешалку в шкаф в ожидании очередного выхода на сцену. Киф к собственному удивлению заметил, что даже стал выглядеть немного моложе. С минуту поиграл с чертами лица, оставляя истинные контуры неизменными, и вышло очень даже неплохо. Что же касается костюма — был выбран классический шутовской наряд с ромбообразным рисунком желто-бело-красного цвета. Легкие скороходы с аккуратно загнутыми носами того же цвета и узора, что и сам костюм. Узкие штаны подчеркивали худобу и длину ног, а подол верхней части костюма заканчивался треугольными выступами ткани, достающими до середины колен. На рукавах же был лишь один тканевый треугольник, прикрывающий тыльную сторону ладони. Пышный воротник-гармошку нацеплять не захотел, но колпак наконец-таки нацепил на свою грешную голову. Колпак, кстати, был с тремя рогами, на кончике каждого красовались бубенцы, соответственно, белый, красный и желтый. Примечательная картина вышла! И вот шут отправился на прогулку. Вечерний ход по замку, как он это сам называл. Сцепив руки за спиной, буффон, пританцовывая, и привычно чуть сутулясь, направился в комнату младшего принца. Сам принц, конечно же, был в своих покоях, что являлось неизменным вот уже дольше двух недель. Спросите, почему? Так ведь Фабиан стал одним из статуй. И самолично украшал свои же покои. Забавно, ничего не скажешь. Только вот по мнению шута, было бы куда лучше, если бы покои украшались живым и передвигающимся обитателем. И, к слову, многие разделяли это незамысловатое разумение.
В прочем, Сетх почти каждый день хаживал в гости к Его Младшему Величеству. Заглядывал посидеть в ногах крон-принца, пошутить и подшутить, радуясь и одновременно печалясь, что ему ничего и ничем не ответят, и конечно же заходил рассказать последние новости. Маги утверждали, что принц, хоть и статуя, но вполне себе мыслит и чувствует, а потому паяц не упускал ни одной возможности порадовать Фабиана своим скромным присутствием. Он отчего-то думал, что Величеству одиноко и оттого приятна компания шута.
И вот, он трижды постучал в дверь. Лукавато поозирался и еще раз постучал.
— И чем же Вы так заняты, Ваше Юное Высочество, что не можете ответить мне? Я ведь к Вам пришел, с рассказами и прочим... Не утруждайтесь уж. Вхожу! — и гнусно лыбясь, он вошел в покои. Дверь была не заперта. Во-первых, сюда часто хаживала королева и прочие обитатели замка, включая лекарей и уборщиц, а во-вторых... ну что сделается со статуей? С кувалдами никто по замку не ходит, так что и переживать нечего за целостность драгоценной статуи, а уволочь ее, будучи незамеченным, тем более невозможно. — Ну как Вы тут? Не холодно ль? Не жарко ль? А то укрою или остужу, Вы только скажите, — пропел буффон, закрывая дверь, и так и замер у двери, немного испуганно и вместе с тем заинтересованно смотря на статую. Либрис наш хоть и не был одним из магов, но чувствовал неладное очень хорошо. Его даже немного душила атмосфера. — Я... с твоего позволения открою окно, — на несколько мгновений сбился с волны и отошел к одному из окон, распахивая его, впуская морозный вечерний воздух. — Давненько спишь ты, принц, зима уж на дворе, пора каминов, крепких горячительных напитков и пышногрудых девушек, греющих постель, — вздохнул пересмешник, усаживаясь на принцеву постель, закидывая ногу на ногу и покачивая верхней нетерпеливо. — Пора просыпаться уже! Я сегодня, кстати, на прогулке повстречал убийцу-некроманта! — воодушевленно начал свой отчет шут. — Жаль, не удалось мне с ним поворковать, примчалась стража, и в суматохе утерял я сей трофей... Но кстати, принц, есть небольшая, но ценная, я полагаю, новость: малышка Эль вернулась с того света, в коем пребывала последние...ну, месяца три, а то и больше. — И он искоса уставился на гнетущую атмосферу статую, словно ожидал реакции, качнув головой и звеня разноцветными бубенцами. И тут, соскочив с места, он оказался подле статуи, вставая на носочки и говоря в лицо окаменелости: — Она, как и тот серийник, потерялась в склоке со стражей. А рухнула прямехонько на голову мою, что в тот момент была с златыми волосами. Вот же судьба, ну! — Он отшагнул, встал боком к каменному принцу, вновь сцепив руки за спиной и покачиваясь на ногах, становясь то на носки, то на пятки. А сам тайком поглядывал на изваяние. — Прости, мой принц, что я не смог ее к тебе привести, но коль она в мире этом, а не том, то скоро будет здесь, уж я уверен. — Он замолчал на минутку. Приметил трещины на твердом покрытии статуи, и улыбнулся как-то радостно, игриво, и торжествующе продолжил: — А еще была там сварливая девица, ох, можешь мне поверить, принц, не будет мужа у нее до той поры, пока она не смерит злость свою на милость. Мне кажется, она весь род мужской не любит, иначе на кой ей связывать досуг свой с тем ужаснейшим убийцей? — Разведя руками, с перезвоном покачал головой. — Нет-нет, совсем невыносимая девчонка. Ты представляешь, я стал красавцем, стал блондином, а она... пф! Лишь носом повела! Ну где же видано, чтоб дама нос воротила от такой красы неописуемой? Быть может, комплекс у нее... Да что я много так о ней толкую. Задело за живое хамство такое! О, вот еще что! Был там неорин. Ну знаешь, зверек такой. Пушистый, на белку похожий. Так тот неорин на самом деле заколдованный человек! За ним гнались алхимики и нам пришлось от них убегать. А когда скрылись в парке, я их и покинул. Сам понимаешь, не при моей работе стоит ввязываться в приключения, где рискуешь распрощаться с жизнью. Я же нежное существо, куда я без моих книжек и кровати теплой? — Обходя изваяние по мере рассказа, теперь буффон уселся на промерзшем подоконнике окна, прямо на сквозняке. Ему было жарко и совсем не дышалось от той ауры, что царила в комнате. — Я слышал, Ее Высочество уже вот-вот, уже совсем скоро выдаст принцессу замуж за какого-то лорда. Если честно, я даже забыл полюбопытствовать, за какого. Наверное все за того... за маршала... Тебе б проснуться, принц, а то с сестрой попрощаться даже не успеешь, ай-яй, — и снова головой закачал, смотря в лицо Фабиана, болтая ногами в воздухе. — Стоило бы и мне с Младшим Высочеством поболтать, а то я что-то загулял... Да и к тебе, видать, давненько никто не заходил... — Конечно же он имел ввиду легкий слой пыли на твердом теле. — Король становится все безумнее. И Николас в неизвестных далях. Не удивлюсь, что все сие представление ничто иное как буффонада какого-то темного шута. Лишь с этой семейкой могло произойти такое... Без тебя, младший, тут полный хаос. — Либрис грустно и задумчиво улыбнулся.

Отредактировано Сетх (2012-08-13 11:14:23)

Увлекшись россказнями, Сетх не заметил, как каменная кожа кронпринца пошла трещинами и лопнула, разлетаясь сотней кусочков. От сего неожиданного "крушения" и близости пролетающего булыжника, шут покачнувшись, чуть было не выпал из открытого окна, в самый последний момент чудом поджав ноги, цепляясь за подоконник. Шляпа с бубенцами, незамысловато звякнув, упала вниз на тонкий слой снега. Далеко отсюда было падать, это правда. Киф не на шутку перепугался, но таки смог сосредоточиться и подтянуться, хватаясь руками за подоконник, а потом и спрыгивая на пол. Ноги его предательски дрогнули, но теперь все позади и можно перевести дух. Он глубоко вздохнул, поправил одежку, пригладил яркие волосы рукой и шагнул ближе к юному наследнику королевского престола.
— Всего лишь шут, Ваше Величество, — и он расстелился в поклонах. Безусловно, Сетх был рад тому, что принц теперь не каменный, а живой, из плоти и крови, разговаривает, дышит, только вот не видит пока что. — Вы в своих покоях. А ваш брат... признаться, я не ведаю, где он. На этот вопрос Вам наверняка лучше ответит королева. — Неприятно признавать, что чего-то не знаешь, но не выдумывать же. — Одно могу сказать — я его давненько не видел. А теперь, прошу меня простить, — еще раз поклонившись, Сетх отпрянул к двери и прокричал на весь коридор: — Мари, Мари! Ну где тени носят эту служанку! Мари! Принц очнулся! Зови лекаря! — И услышав восторженный писк в ответ, обернулся обратно к юноше. — А вам сейчас не помешало бы прилечь, мессир. Пока лекарь не проверит ваше состояние здоровья и не даст добро на самостоятельное брожение. В конце концов, Вы две недели провели...без движения. — Шут не шибко-то  любезно оттащил Фабиана к кровати и усадил на нее горемычного голубокрового.
Оставалось дело за малым. Сетх выскочил из покоев кронпринца, распоряжаясь, чтобы тому принесли легкой еды и воды, и чтобы в покоях немедленно убрались. Попутно шут стучался в двери, врывался в комнаты и крайне шумно оповещал весь замок о том, что принц Фабиан очнулся от каменного забвения. А сам тем временем направился на улицу подобрать свой шутовской колпак.

———→ Неизвестность.

Мельтешащие вокруг люди - размытые пятна. Их суетливые движения мешали сосредоточится, а гомон резал принцу уши как вой виенны.
"Хватит. Перестаньте. Уходите прочь", - колотилось у него в висках.
Его Высочеству выпал отличный шанс ощутить себя в шкуре брата. Различая пока лишь силуэты и тени, оглушенный десятком голосов и почти не ощущающий во всем этом водовороте себя самого. Если раньше ему казалось, что Николасу тяжело жить с его даром и проклятием, то теперь он не понимал как такая жизнь возможна вовсе.
- Я не хочу никого видеть. Уходите все. Уходите! - голос его был еще слаб и никто не обратил внимания даже на крик. Сочли болезненным бредом?
Поле все еще течет с его пальцев пополам с густой как сахарная вода кровью. По рукам принца можно решить что он едва вышел с допроса из подвалов замка Годраг. Изрезанные пальцы пачкают покрывало вишнево-алым. В прислугу летит утварь, рваные тряпки, осколки камня и стекла - никто не хочет стоять на линии огня.
Принца колотит и он до хруста сжимает пальцы на ладони мэтра Ланье.
Тссс...
Никто, ни одна живая душа кроме мэтра и крон-принца, и даже сама Маргарита, не знает, что младшему Мэйну сладить с даром не легче, чем старшему. Что каждый раз когда по мановению тонких пальцев приходит в движение, скажем, рыцарский доспех времен его прадеда, сердце у Фабиана отчаянно сбоит и сжимается.
Никто не должен знать об этом, и еще много о чем. Например о том, что своей жизнью Его Высочество платит за дар более чем сознательно. Например о том, что о сохранении этой тайны он попросил Августуса Ланье в возрасте двеннадцати лет.
Например о том, что, вопреки всему, все еще считает мэтра своим отцом.

- Я не хочу спать, мэтр,- сбивчиво шепчет принц, пытаясь отвести глаза, но слова господина Ланье пробираются ему прямо в голову, неожиданно оборачиваясь там мягкой ватой. Фабиан терпеть не может, когда Августус так делает, обращается с ним как с несмышленым ребенком, не желающим идти в постель в положенный срок. Однако вспышка и впрямь гаснет, хаотично мечущиеся в воздухе предметы оседают на пол и Его Высочество на раз становится легче дышать. - Не нужно, прошу Вас.
Много лет прошло с тех пор как он был послушным маленьким мальчиком и совсем не расстраивал матушку.
Веки у принца тяжелые как свинец, и юноша трет их пальцами, силясь прогнать сонливость. От этих движений несколько ресниц осыпается и остается на бледной щеке.
Не время сейчас спать, совсем не время: нужно повиниться перед королевой, проведать брата. И сестры... Сетх говорил чтоо-то про сестер, но Фабиан не расслышал.
Не заставляйте меня спать. Тем более матушка верное должна вот вот прийти. Я хочу ее видеть.
- Простите меня, мэтр, - принц усаживатся на кровати ища опору. - Я испортил Ваши перчатки.
Он знает господина Ланье всю свою жизнь, подспудно понимая, что это, целиком и полностью, заслуга королевы.
Многим это показалось бы странным, но в отличие от многих обитателей замка, в том числе состоящих в родстве с королевсой семьей, остаться наедине с Августусом было бы настоящей пыткой, почище инквизиторских. Фабио, хоть и чувствовал нутром, что этот господин опасен, рядом с ним ощущал прямо-таки неприличное спокойствие.
В конечном счете, вряд ли Ланье была бы выгодна его смерть.

Фабиан позволил мэтру собой вертеть. Позволил раздеть, уложить и перевязать. Он бы и большее позволил, только бы мэтр больше не обвязывал его собственное "я" паутинными нитками, даже и во благо.
Фабиан лежал в кровати тихо-тихо, как мышка, и рассматривал свои забинтованные руки. Пока у него не было сил пошевелить и пальцем. Будто все его силы через эти пальцы вытекли из тела.
- Почему это происходит, мэтр? Хемминг никогда не рассказывал о таком, - принц повернул голову и встретился с лейбмедиком взглядом. - Вы ведь не скажете Королеве? Не стоит ее расстраивать... я и так расстраиваю ее постоянно.
Он попытался устроится поудобнее, но тело было словно ватное и пришлось довольствоваться кое-как передвинутой подушкой. Можно было бы позвать слуг, но этого Его Высочеству хотелось меньше всего.
Матушка его никогда не ругала. Только смотрела так грустно и устало, что Фабио хотелось надовать себе пощечин за недостойное поведение.
В голове была целая куча вопросов, но даже язык ворочался с трудом. Гарантий, что мэтр сочтет необходимым прямо сейчас рассказывать Его Высочеству последние новости не было. К тому же об этом он всегда может спросить у слуг. Есть вещи куда более интересные и известные куда более узкому кругу лиц.
- С нами был кехуанец, он был с Николасом, значит, он не пострадал? Он в Вальмоне? - пересилив себя принц приподнялся на локтях и нахмурился, припоминая подробности злосчастного дня. - Я помню лицо того предателя. У него глаза как у змея. Если он змей, то почему я еще жив, мэтр?
Пожалуй, слишком много вопросов для одного раза.
Оставалось надеяться, что хотя бы на часть из них Августус соизволит дать ответ.

>>> Из ниоткуда

«Знать бы ту мать, что рожает проблемы» (с)

Утро во дворце выдалось тихим и умиротворенным. В этом спокойствии, однако, чудилась противоестественная напряженность, будто в доме смертельно больного, где все смирились со скорой кончиной кого-то родного и близкого, но никак не могут сообщить об этом самому «покойному».
Бледный рассвет породил шепот. Неумолчный шепот сотен голосов. Им пропитались портьеры и стены, воздух коридоров, вода в кувшине. Шептались все. Ни от кого не укрылось ночное происшествие в столице, хоть сам дворец оно и не затронуло. Об оживших мертвецах ходили слухи, обраставшие невероятными подробностями и тут же получавшими статус легенд. Кто-то утверждал, что его родную, троюродную бабушку загрызли зверски на самом пороге Храма. Кто-то божился, что видел в саду голодные глаза зомби, выйдя во двор за водой. Молоденькие девочки вздрагивали от сквозняков, хотя доподлинно было известно, что за ворота ни один мертвец не пробрался.
Об этом, в числе прочего, докладывал нервно заикающийся стражник начальнику охраны. А уже потом его слова и рассказы, растиражированные всеми случайными и неслучайными слушателями, разбрелись по всем углам дворца. Доклад начальника стражи слушала сама королева и хмурила тонкие брови в молчаливом раздражении от того, что нельзя разогнать буйные трупы по могилам одним лишь приказом. Ситуация требовала иного решения.
Ее Величество, с утра тихая и умиротворенная, шла по коридору с тем величавым достоинством, с которым иные королевы восходят на эшафот. Однако, до казни у Ее Величества было еще одно дело.
Бастион покоев крон-принца сдался на милость его матушки, без лишних пререкательств пропуская ее внутрь. Видеть собственного сына в таком бедственном положении было больно и несправедливо, но не видеть его было и вовсе выше ее сил.
- Как вы, Мой принц? – Голос, лишенный привычного льда и кокетства, оказался немного хрипловатым, будто простуженным, но уютным. Он, казалось, даже не нарушил стоявшую в покоях тишину. – Как вам спалось?

Отредактировано Маргарита Дагорская (2012-10-06 11:51:43)

- Прощу.
Почему бы не простить? Не простить сущую безделицу собственному ребенку. Маргарита улыбается слабо, бледно и бессмысленно, подходя к постели. И улыбка ее выглядит немногим лучше, чем у самого принца.
Она все делает не так. Она всегда все делает неправильно. Возможно, она и родилась как-то не так. Но сегодня она, отчего-то, идет против всех своих же правил. Не отнимает рук и подбирает под себя ногу, устраиваясь на краешке кровати. Блеклое кружево расплывается вокруг мягкими складками, окутывая ее фигуру легким, пушистым облаком. Но королева не отнимает рук. И смотрит так мягко, так устало.
- Лежи. Не нужно подниматься, - пальцы свободной ладони касаются плеча сына. Не затем, чтобы проявить властность, а лишь проводя по его руке, ощупывая будто впервые. И правда. Впервые. Маргарита чуть сжала пальцы сына, держащие ее ладонь, и улыбнулась. – Вы плохо выглядите для того, кто утверждает, что с ним все хорошо.
Тишина колыхнулась смешком, но королева тут же отвела глаза, отстраненным взглядом изучая покрывала. Внутри сворачивалась тугой спиралью решимость, но принять решение и приступить к его выполнению – две слишком разные по затраченным усилиям задачи. Поэтому она тянет время, она вытягивает эти секунды из своего существования, подвешенного в неловком, нелепом положении. Та же фигура. Повешенная за ноги и с улыбкой настолько же неземной, насколько и бессмысленной. Глупое сравнение упорно лезло из глубин памяти. И красный платок с бахромой, и хриплый голос, и крючковатый палец, упрямо стучавший по карте.
- Я волнуюсь за вас, Мой принц, - голос дрогнул, впервые выдавая ложь. Улыбка светлее озарила лицо с кристально чистыми глазами. – Лучшее, что вы можете сделать, - это заботиться о своем здоровье. Я прошу вас. Я…
Всего лишь попытка поднять голос срывается хриплым шепотом. И снова, снова эта улыбка.
- Я надеюсь на вас. Слышите?!

Она шевельнулась, дернулась, отпрянула, ломая целостность картины, фигуры, маски бледного спокойствия на породистом лице истинной аристократки. Королевы.
Никто. Никто и никогда, не… Не запрещал, не смел, не ставил ей ультиматумов, не требовал такого странного, безоговорочного подчинения. Пальцы, сжатые волей Фабиана в кулак, задрожали, затрепетали в руках сына. Маргарита, в несвойственном ей смятении терзала острыми зубами бледные до синевы губы, и они наливались краской и кровью. Она не сделала больше ни движения, но по всему видно было, как метнулась она в одну сторону, в другую, дернулась к окну, к двери, но осталась на месте, прикипев к простыням и покрывалам.
Никто и никогда. Не запрещал, не требовал, не смел. Никому и в голову не приходило, что ее можно остановить простым «нельзя». Что ее вообще можно хоть как-то остановить.
- Но…
Кроме ее сына. Может он и боялся собственной матери, может и ждал от нее чего угодно, даже смерти, но только он мог встать и сказать это веское – запрещаю. Кажется, теперь она могла не спешить?
Слабость, непривычная женская слабость подкатила к горлу комом, и даже выдавить рваную улыбку на искусанных губах вдруг – безумно сложно. Разжав пальцы, она потянулась вперед и, стиснув ладонь сына, положила ее на свой живот. Маленькая тайна, которой еще и десяти недель не случилось, но такая теплая, живая. Уже сейчас протянувшаяся нитью между королевой и крон-принцем. И тем, еще не рожденным человеком.
- Никому в голову не пришло бы обвинить меня в безрассудстве, - очень тихо, прерывающимся шепотом, но с затаенной улыбкой, легким перышком облегченного смеха. Только глаза она все равно, все равно не поднимает. А вдруг?..
- Город во власти мертвых. Мертвых, вставших из своих сточных канав и подземелий. И, если мы ничего не сделаем, Город навсегда останется в их руках. Мы не можем, не можем этого допустить.
Пауза. Усилием откуда-то взявшейся воли удается сдавить горло слабости, и Королева поднимает подтаявший в мокрое лед глаз.
- Я не уйду, мой мальчик.

Она следила за передвижениями принца с кровати, одними глазами, едва только поворачивая голову, или же разворачиваясь к нему всем корпусом. Она даже улыбалась бессмысленно, словно большая, красивая кукла, дорогая и искусно сделанная, но безнадежно сломанная. Ей было удивительно спокойно.  После того, как груз одной маленькой, но страшной тайны оказался разделенным на двоих, после того, как часть бремени за решения государственного масштаба хоть на секунду оказалась переложена на чужие плечи. Ну и что, что это плечи ее собственного сына, ее мальчика?
Мальчик, что уже очевидно, вырос. Мальчик может принимать решения самостоятельно и самостоятельно же выдвинуться в этот нелепый поход к королю, который их все равно не услышит. Ничего, пусть Хеликс попробует этот груз на собственной шкуре, эту тонкую, шелковую петлю удавки на шее. Может быть, это будоражащее кровь ощущение ему даже понравится.
Маргарита же позволила себе небывалую роскошь. Улыбаясь метаниям крон-принца, королева наконец-то распробовала это чудесное ощущение, когда тебе можно плыть по течению, не рискуя ежеминутно собственной головой. Не теряя с каждым шагом союзников и врагов, не приобретая лишние морщины и серебристые, снежные нити седины в светлых прядях.
Простите мой принц, всего несколько минут слабости. Ее Величество улыбнулась, вслушиваясь в голос сына отстраненно, ладонь ее осторожно коснулась простыней, перебрала пальцами по невесомой ткани. Еще несколько мгновений вне того мира, где мертвые ходят по улицам и домам живых, где Августус заплутал в переплетениях тех самых улиц, где уже действует Инквизиция, где в любой миг может произойти что угодно…
- Да, мой Принц. Сады прекрасно растут на бывших пожарищах. Особенно при должном умении и заботе, - прохладные пальцы сжали ладонь Фабиана, и королева поднялась на ноги, даже не покачнувшись, хотя неведомое по сию пору облегчение, поселилось слабостью в мышцах и костях. Пальцы второй руки коснулись изуродованной щеки принца, и Марго тихо вздохнула, храня в уголках упрямых губ улыбку.
Упрямый шепот, упрямое желание оттянуть неизбежное. Еще только секунду!..
- Мы и так задержались, мой мальчик. Идемте скорее.

>>> Покои Его Величества