Поглядев на Шаграта и видя, что его слова вызвали у алхимика изрядное удивление, юноша невольно напрягся, вжавшись спиной в кресло. В конце концов, антарес мог посягнуть на что-то лишнее, что-то, не положенное простолюдину и запретное для раба, предназначенного исключительно дарить удовольствие. Почему, в самом деле, Эсфин не загадал себе занятие попроще? Да к тому же, если вопросы алхимии его местами изрядно пугают, а другие ее места ему совершенно не понятны, неужели антарес думает, что ему удастся искусство, более или менее связанное с этой областью...
Слова Шаграта несколько прибавили юноше тревоги. Не хватало еще создать у эльфа впечатление, что антарес нарочно назвал занятия, близкие к его профессии. Решив, что алхимик намекает на непригодность невольников к подобной работе, Эсфин только вздохнул.
- Об удовольствиях и танцах, господин, я знаю достаточно, - сказал он, скрывая за легкой улыбкой внезапно возникшую грусть, - Их можно дополнить и расширить, но у меня остается достаточно времени на другие дела...
В конце концов, Вы спрашивали, чем бы я _хотел_ заняться, и в свое время убеждали меня, что есть и другие таланты, кроме красоты, - подумал Эсфин, продолжая диалог про себя, поскольку не был бы готов произнести подобное вслух при беседе с хозяином.
Дворецкий тем временем нарушил их уединение, принявшись составлять посуду на поднос. Эсфин был твердо уверен, что Генри пересчитал тарелки. Наверное, он был удивлен тем фактом, что антарес так и не разбил ни одной за последние два дня.
- Магия? Говорят, у антаресов есть способности, но на деле я ими не владею. О некоторых из них я узнал только из книги, которую Вы мне дали. Мой прежний хозяин говорил, что родная магия антаресов умирает, когда они попадают на Мист. Думаю, это и правда так. Мой всплеск уже произошел, и он был очень слабым, так что, даже изучая такое искусство, я вряд ли смогу достичь успехов.
Собственной способности провоцировать спокойствие даже у очень раздраженных персон Эсфин не замечал. Точнее, приписывал ее красоте и мирному поведению. К тому же, она проявлялась только в случае, когда антарес пребывал в хорошем настроении; раньше такие "случаи" происходили достаточно редко. Поэтому похвалиться юноше было, по сути, нечем. Услышав, как Шаграт приказал налить себе ванну - что свидетельствовало о скором свидании в постели - антарес, чтобы отвлечься, поразмыслил, как бы занять сегодня алхимика делом, которое, похоже, так и останется основным занятием невольника.

Антарес улыбнулся вслед алхимику, но потом, оставшись наедине со своей чашкой чая и камином, позволил себе погрустить минуту-другую. Все эти размышления, конечно, хороши, но что же темный эльф имел в виду, задавая юноше вопрос о занятиях, которыми тот желал бы развлекаться? Оба они - Эсфин был в том уверен - хорошо помнили о ближайшей судьбе приобретения алхимика. И реакция на внезапность в лице списка возможных занятий у Шаграта выглядела как-то неоднозначно... Не говоря уж о том, что оный список даже для самого невольника выглядел странно.
Однако размышления размышлениями, а юноша не собирался бросать свои планы на эту ночь. Он поднялся, отставил чашку на столик и некоторое время ждал в своей комнате, над книгами, когда же алхимик покинет ванную. Услышав его шаги в направлении спальни, Эсфин проскользнул в ванную, всю наполненную приятным запахом хвои, с еще не остывшей водой, тщательно вымылся и расчесал волосы. У него не было украшений, которые можно было бы вплести в косу, не было костюма на смену синей тунике, уже опробованной вчера; не было кулона, который бы отсвечивал серебром на груди, оттеняя таинственным блеском светлую кожу. С некоторой досадой антарес подумал, что оно и к лучшему - можно меньше следить за внешностью. Новую косу он заплел лишь наполовину, открыв шею, но оставив растрепанными пышные концы волос. Стянув заплетенное шнурком, юноша облачился в найденную в шкафу белую простынку, обернув этот кусок хлопковой материи вокруг бедер - так, по крайней мере, можно пройтись по коридору, не вызвав недоумения у слуг (если только они еще способны негодовать или удивляться).
Убедившись в зеркале, что выглядит хорошо, антарес заглянул в свою комнату. Да, он не ночевал в ней, однако порой убежище было совершенно необходимо. Для начала юноша потянулся всем телом, размял шею, кисти, и скинув простынку, сделал несколько упражнений на растяжку. Перед постельными играми разминка - дело не вредное. Потом, помассировав шею, затылок, проведя прохладными руками по груди и бедрам, Эсфин постарался максимально успокоиться и расслабиться заранее, как того требовала ночь с клиентом. Наконец, он изъял из своей сумки флакончик с маслом и воспользовался им заранее. Никогда не знаешь, что взбредет в голову любовнику, с которым спишь впервые, и какое правило он решит нарушить.
Вернув на место простыню, юноша взглянул на себя в зеркало. Да, он был готов, однако легкое волнение, смутная неуверенность в своих силах снова вернулась. Алхимик был не первым, не пятым и не десятым клиентом, но... чем дальше, тем труднее было воспринимать его, как просто хозяина, а себя - как невольника, выполняющего приятную и полезную, но все-таки работу. Можно было сто раз сказать себе, что юноша должен показать умения со всех, прости небо, сторон... и это благотворно скажется на его жизни и здоровье... Но, как ни крути, антарес все больше думал о ночи с эльфом, как о желанной близости, и все больше ему хотелось, чтобы Шаграт сам возжелал его, своими руками уложив на свою постель.
Однако, судя по тишине в соседней спальне, надеяться на это не приходилось. Задув свечу в собственной комнате, антарес бесшумно выскользнул в коридор, а затем проник в комнату Шаграта. Там было уже темно. Алхимик уже находился в постели. Это было и к лучшему: антаресу нравилось проникать под чужое одеяло тогда, когда клиент расслаблен и, может быть, даже задремал. Сбросив простынь на пол у кровати, антарес, освещенный лишь лунным лучом, пробивающимся через витраж, и правда скользнул под одеяло, убирая его в сторону. Он оседлал бедра Шаграта, прикрытые штанами, ничуть не мешавшими почувствовать тепло обнаженной кожи антареса, потерся своим еще не восставшим органом о холмик пониже пояса эльфа, низко наклонился, чтобы поцеловать его ключицу, соблазняя своей близостью.

Шаграт начинал неторопливо. Юноша слабо улыбнулся в таинственной лунной темноте, услышав слова алхимика; у него было несколько секунд на то, чтобы сохранить их в своем сердце. Конечно, он не раз заставал клиентов бодрствующими в ожидании. И то правда: кто же сможет крепко заснуть, заплатив деньги за визит невольника? Но ведь темный эльф вполне мог себе такое позволить, и слышать от него подобные речи было приятно.
Как оказалось, Эсфин не зря оставил шнурок в волосах завязанным некрепко. Шаграт распустил его косу, заставив легкую серебряную гриву щекотать спину. Оба они рисковали теперь запутаться в прядях, ну что ж... музыку заказывает хозяин, не так ли? Повинуясь жесту алхимика, юноша сначала приподнялся, потом снова опустился, обнимая эльфа, приоткрывая губы, чтобы углубить их поцелуй, и с волнением, заставившем сердце стучать быстрее, ощущая его руку на своем затылке. Ощущение невольнику понравилось: он не любил пассивных и безвольных клиентов так же, как излишне грубых. Эсфин умел с ними обращаться, однако это не было его лучшей ролью.
Отвечая Шаграту на его поцелуй, юноша немного поддразнил его, проведя своей ладонью по крепкому обнаженному плечу, огладив ребра - приятно и слегка щекотно. Серебро волос рассыпалось по спине невольника, по его плечам, доставая даже до простынь кровати. Небольшой сквозняк от окна холодил спину; однако внутри разгоралось пламя - медленно, преодолевая налет опытности и привычки к чему угодно...

Наполовину прикрыв глаза, Эсфин ощутил, как его волосы попали к Шаграту в плен, и сам он оказался у него на коленях. Обнимая бедрами ноги алхимика, юноша уже склонился было к его груди, чтобы продолжать дразнить его своей лаской, однако у Шаграта были свои планы; антарес послушно прогнулся назад, следуя за рукой, слегка потянувшей его шевелюру.
Просьба темного эльфа, прозвучавшая в уязвимый момент, когда горячий поцелуй коснулся его шеи, заставила юношу невольно вздрогнуть и распахнуть веки. Антарес так привык быть в постели с клиентом, что как-то не разделял получаемое удовольствие: все оно сливалось в ощущения профессионала, одобрявшего или не одобрявшего те или иные действия.
А теперь, получается, Шаграт хотел часть его души, спрятанную глубоко под коркой льда, той самой, которую антарес так остро чувствовал сейчас. Причем в прошлый раз, когда юноша открылся, разгорячившись после танца, с этой самой частью Шаграт обошелся не очень-то хорошо. Каким-то интуитивным чувством Эсфин усвоил: в момент слабости алхимик может ужалить, как змея, и сейчас его неожиданно пытливый - для такой интимной ситуации - взгляд устремился к холодным аметистовым глазам темного эльфа:
- А Вы уверены в том, что хотите этого? - сорвалось с губ антареса, на миг ставшего дерзким - должно быть, виной тому была рука алхимика, распалявшая его возбуждение и волей-неволей ослабившая контроль.
Юноша даже не знал толком, что нужно сделать, чтобы лечь под Шаграта таким, каким антарес был на самом деле. Но догадывался. Ему нужно было выпустить наружу чувства, казавшиеся столь неуместными: яркое желание тепла, любви, и того особого пристрастия, что отличает секс с любимым от секса с клиентом. Однако долгом невольника было доставить все эти чувства, как раз наоборот, клиенту, а не себе самому. Поэтому изначально антарес лишь мечтал о таком исходе: о горячих объятиях, которых не нужно добиваться, о страстном напоре, и полной потере себя благодаря доверию к другому - но, как оказалось, в глубине души он считал эти надежды бесплотными. Он видел, как Шаграт борется с собой, одолевая все проявления искренности и симпатии, пока наконец не сдает рубежи... но основной рубеж, по мнению юноши, так и не был перейден. Или алхимик скрывает любовь и страсть так же хорошо, как антарес мог при желании скрыть боль?
Ладонь антареса с неожиданной, хотя и деликатной силой, которую, впрочем, трехсотлетний эльф мог преодолеть без труда, накрыла руку Шаграта, сжала, мешая ласкать наполовину восставший член, пока юноша не получит ответа. Момент был странный и напряженный: уже достаточно распалившийся Эсфин, сидя обнаженным на коленях у своего господина, смотрел тому в лицо, часто и взволнованно дыша, и спрашивал о том, о чем принято было говорить до постели, а не во время действа...

Глядя на алхимика, Эсфин отчетливо понимал, что Шаграт наблюдает за его реакцией, и очень внимательно; фальшь, которую невольник случайно проявит, будет им замечена так же, как был бы заметен след афродизиака в его дыхании.
И зачем же Вам такие игры... - подумал Эсфин в некотором смятении. Не отвечая на его вопрос, Шаграт притянул антареса ближе, заставив того прерывисто втянуть воздух. Судя по всему, алхимик не остановится в своем желании присоединить дух антареса к его телу в их постельной сцене. Чего бы он ни добивался, укрыть свои уязвимые чувства за стеной мастерства у юноши уже не получится. Эсфин покорно обнял Шаграта за шею, вздрагивая в его объятиях, когда ласкающая рука дразнила особенно сильно, или мочка уха на миг попадала в плен. Голос у алхимика был колдовской. Его мягкие интонации все равно напоминали юноше змею, коварную и пронырливую.
Если бы антарес не умел забывать плохие события, он уже, наверное, и не жил бы; а потому, обреченно закрыв светлые глаза, он поддался на провокацию и представил себе, что его жизнь через месяц не рискует оборваться вместе со всеми эмоциями по отношению к своему господину. Теперь Шаграт мог делать с ним все, что хочет - ужалить или порадовать, на свой выбор. Теснее прижимаясь к широкой груди темного эльфа, юноша слушался его руки, то приносящей удовольствие, то слегка отстраняющейся. Антарес дышал все тяжелее и уже не поддерживал мышцы в напряжении, расслабившись и положившись на волю алхимика. Возбуждение невольника окрепло, несмотря на весь страх и риск затеянной игры, внезапно обернувшейся против юноши. Доля страха и немалая опасность для слабой воли только подогревали это возбуждение - непривычное, почти болезненное.
В штанах у самого Шаграта уже крепко стояло, демонстрируя, что в жилах алхимиков течет кровь, а не вода, и темный эльф действительно любит мальчиков. Наверное, ему не о чем жаловаться в плане мужской силы. Невольник, испытывая его ласку, ерзал на коленях у эльфа, волей-неволей задевая его напряженный орган, и дразня близостью обнаженной теплой кожи низ его живота. Уязвимость заставляла совершенно раздетого антареса трепетать, соприкасаясь самыми деликатными местами с тонкой тканью штанов. Хотя, казалось бы, юноша уже столько раз проводил время с клиентами, которые не всегда утруждали себя процессом полного раздевания.
Распалившись, антарес с глубоким выдохом приподнялся на коленях, остановив это безумное соприкосновение и слегка царапая спину Шаграта ногтями, подстриженными аккуратно, но не совсем коротко. Эсфин перевел дыхание; глаза его были теперь затуманены жаром нахлынувших чувств.

Шаграт был нетороплив, настойчив и, как показалось юноше, не любил долгие ласки. Добившись от юноши возбуждения, он тут же уложил его спиной на простыни, прохладные, хоть и смятые их играми. Шаграт был выше Эсфина и шире в плечах. Его тело накрыло антареса, заставляя юношу шире раздвинуть бедра, сильнее открываться ему навстречу. Невольник подумал, то сейчас-то несколько прикосновений к его спине, к груди, в которой он напряженно прогнулся, бессознательно стремясь получить как можно больше тепла, были бы очень кстати. Однако Шаграт поцеловал его, требовательно, настойчиво, заставляя откинуться обратно и смирно лежать среди пурпурных простыней, казавшихся почти черными в лунной темноте ночи. Юноша взял инициативу на себя, расслабленно отвечая на поцелуй и пуская в ход руки. Его легкие пальцы скользнули по спине алхимика, дразня линию позвоночника, лаская шею и спускаясь ниже, к пояснице, снимая то напряжение, которое еще осталось в мышцах Шаграта единственно доступным сейчас способом. Он чувствовал, как жар желания разгорается в чужом теле все сильнее, и гадал, что будет нужно Шаграту в момент самого тесного проникновения.
О, я опять стал гадать, - успел подумать Эсфин, позволяя Шаграту скользнуть внутрь своего тела. Воистину алхимик задал ему трудное задание. Поддерживать в себе искренность означало в том числе показывать партнеру, что именно тебе не нравится, - например то, что сейчас Эсфин бы предпочел дольше испытывать менее глубокую ласку, чтобы получить больше удовольствия от предпринятого Шагратом. Антарес-невольник был готов на все в любой момент. Искренний антарес сейчас кое к чему готов не был. Однако, надо сказать, предпринять какие-то активные действия было довольно трудно - алхимик прижимал его к кровати, активно форсируя события.
Когда легкое проникновение сменилось уже более ощутимым воздействием, Эсфин невольно вздрогнул. Оно придало ему решимости. Антарес осторожно отпустил губы алхимика, отворачивая голову немного в сторону и глядя в лицо Шаграту - появится ли на нем тень неудовольствия?
- Ваш покорный слуга, - сказал юноша с придыханием, вызванным тем обстоятельством, что само возбуждение никуда не делось, - Не хотел бы в эту ночь слишком торопиться, - намекнул он мягко, заодно переводя дыхание.
И в самом деле, если они потратят бесценный момент первой близости на удовлетворение желания лишь одного из них, наутро антарес проснулся бы разочарованным. Сейчас он это понимал. Но все равно, кончики ушей юноши заалели смущением - ведь он нарушал закон, которому следовал много лет. С точки зрения опытного постельного раба, Шаграт не делал ничего особенного, и собственные, весьма нейтральные слова казались юноше чрезвычайной дерзостью.

Шаграт не рассердился и не настоял на своем; антарес почувствовал, как его ладонь гладит нежную кожу на бедре, и впитал ощущение, словно какой-нибудь цветок - солнечный свет. Легкий укус в шею заставил его зажмуриться, так что вопрос алхимика  застал его врасплох. Темный эльф всегда задавал сложные задачки. Попробуй тут поговори, или задумайся, когда приятные прикосновения к шее оставляют на ней розовые следы, маня погрузиться в чувства и позабыть про слова!
Было довольно сложно отделить, какие штучки приносят удовольствие самому антаресу, а какие - его клиентам. Юноша обнял алхимика теснее, прижимаясь к нему, откидывая голову. Эта поза ему нравилась, что и натолкнуло его на первую мысль.
- Когда партнер близко, - выдохнул юноша, поглядывая, как распущенные волосы самого Шаграта стелятся по его спине и по груди антареса, темным на белом. - Когда он кусается, - Эсфин слабо улыбнулся, - Когда любовник - сильный мужчина высокого роста, когда держат за руку... люблю быть снизу, ну и еще некоторые штучки, которые скорее для извращенцев, - антарес посмотрел на Шаграта лукаво. Он подозревал, что алхимик нисколько не извращенец, а может, даже и любит только классические позы... хотя, надо сказать, по первому впечатлению в постели судить о любовнике нельзя.
- О, а еще бывают милыми шалости в горячей воде - она будоражит кровь, хоть и сдерживает чувства. Или если секс вроде игры, только без проигравших. Люблю, когда есть хорошее масло для тела - оно обостряет ощущения. Люблю, когда ласки - длинные, а кульминация - страстная. Люблю, когда на меня смотрят. 
Он замолк, иссякнув. Ласки Шаграта, говоря к слову, будили в нем самом, глубоко внутри, тот жар, который куда лучше сходил за любовную лихорадку, чем наскоро состряпанное возбуждение. Странно, а юноша думал, что легко заводится. Видимо, это впечатление достигалось упорными фантазиями, сейчас же Шаграт не позволял любовнику уйти глубоко в себя. Эсфин никогда бы не подумал, что любовь не по принуждению тоже стоит некоторого труда. Но в конце концов, она была совершенно неизведанной им областью.
- А Вы, господин? - обнимая шею Шаграта, жарко выдохнул юноша ему в ухо, - что Вы любите?
Ладонью невольник скользнул по боку алхимика, стараясь ласкаться, при этом не щекоча ребер. Сейчас Шаграт вытянулся поверх тела антареса, и стало ясно, что он словно оправился недавно после болезни или истощения.
Наверное, это результат заключения.

Так или иначе, а помимо всего прочего Шаграт был умелым. Чувствовалось, что Эсфин у него не первый любовник. Ласка алхимика говорила о его темпераменте больше, чем слова, достаточно общие, на взгляд юноши. Хотя пара любопытных деталей все же скользнула в этой речи, позволяя невольнику лучше понять своего господина. Если Шаграт любит наблюдать за чужими шалостями, это дает пищу для будущих игр; юноша знал несколько беспроигрышных вариантов. И хвала небесам, что строгий господин, каким алхимик виделся антаресу, не предпочитал святую невинность, ибо изобразить ее - равно как застенчивость или способность смущаться - было бы невозможно.
Укушенная нижняя губа припухла, и Эсфин, наблюдая за Шагратом так же, как Шаграт наблюдал за ним, медленно облизнул ее, дразня алхимика. Алхимик, в свою очередь, дразнил его - возбуждающе касался, целовал, отчего  кожу немного холодило там, где губы темного эльфа покидали место поцелуя.
Сильные руки обхватили бедра; юноша послушно приподнялся, полагая, что господин собирается продолжить свое вторжение, однако в следующий момент понял свою ошибку. До сих пор, как ни странно, никто не проделывал с Эсфином фокус, который собирался воплотить Шаграт. И хотя сам невольник добился существенного успеха в нехитром умении ласкать партнера губами и языком, он ни разу не испытывал ощущений на себе. Любителей развлечься таким образом с хрупким мальчиком не нашлось за все годы практики. Керату такие вещи объяснял, заставляя антареса опускаться на колени и практиковаться на нем прямо в процессе объяснений. Было так странно видеть Шаграта, склонившегося близко к источнику удовольствия...
В отсутствие тесных объятий стало немного холодно, поскольку сам юноша был уже весьма распален. Приподнявшись на локтях, Эсфин смотрел на эльфа, вдыхая и выдыхая через приоткрытые губы и слегка волнуясь от малознакомых ощущений.

Судя по всему, Шаграт заметил и оценил пробел в опыте Эсфина. Придерживая бедра легкого антареса, алхимик захватил корень его наслаждения в жаркий плен. По уверенности, с которой темный эльф ласкал языком напряженную плоть, было видно, что алхимик не считает подобное предосудительным и совершенно не стесняется своих действий. И вместе с тем, у невольника ни на миг не возникло чувства собственного превосходства. Шаграт по-прежнему владел ситуацией, доставляя юноше наслаждение, но и управляя им, как ему вздумается. Эсфин никогда бы не решился, к примеру, коснуться его длинных волос так, как это делали клиенты с ним самим; ему оставалось только расслабиться и получать удовольствие, захлестнувшее юношу целиком. Горячая и активная ласка заставила его тело слегка подаваться бедрами вперед, справляясь с желанием, что становилось все острее и острее. Корни волос юноши намокли от жара, накатывающего в любовной лихорадке.
Если вначале Шаграт пытал его медленной лаской, то постепенно он увеличивал скорость, заставляя Эсфина вздрагивать, и удерживая его по-прежнему крепко. Юноша мог бы переживать о том, что рискует кончить раньше времени, однако думать он был сейчас не способен, положившись на волю своего любовника. Антарес перестал опираться на локти и откинулся назад, чтобы было легче переносить накатывающие волной, сладкие приятные ощущения. Раньше он никогда не испытывал ничего подобного, а потому даже не в состоянии был смотреть, как Шаграт делает такое с его членом, хотя это роскошное зрелище, безусловно, заслуживало внимания.

Когда юноша понял, что приближается к разрядке, он, тем не менее, предоставил Шаграту самому решать, хочет ли он позволить невольнику кончить сейчас, или прибережет удовольствие на потом. Эсфин одинаково относился к обоим вариантам. Благодаря выучке он был способен доставить наслаждение партнеру даже тогда, когда его собственное уже иссякло. Но алхимик решил не доводить его до скорого финала: его уверенные руки повернули разгоряченного юношу на живот, заставляя его тяжело дышать от ощущения сводящей с ума податливости и потери контроля. Ощущая, как под властной рукой Шаграта серебристые волосы скользнули по спине, он охотно прогнулся, подставляясь, давая алхимику наконец получить доступ к месту, куда тот так активно стремился. Прикосновения пальцев уже забылись, однако легкая боль, возникающая при первом проникновении, Эсфину была безразлична. Когда жаркая ладонь Шаграта легла на нежную кожу ягодицы, освобождая дорогу для более внушительного воздействия, юноша невольно выдохнул, запрокидывая голову и стараясь расслабиться как можно больше. Хотя, надо сказать, сейчас он был и так готов для чего угодно. Ему даже хотелось, чтобы темный эльф взял его крепче, разбил остатки мыслей и смял чувства, разрешив острую лихорадку желания. Однако Шаграт действовал с осторожностью, проникая внутрь тела юноши медленно, в несколько толчков, и целуя антареса в шею. Поймав дыхание, сбившееся во время этого первого знакомства, антарес поймал его движение и слегка подался бедрами к алхимику, кусая собственную губу от избытка чувств.
Странно, но если раньше Эсфин не любил грубость, то сейчас он совершенно не почувствовал бы, груб с ним партнер или нет. Столь медленно разгоравшийся экстаз сейчас развернулся в полную силу: невольник хотел сейчас всего, что может дать ему Шаграт, и лежал грудью на простыне, подрагивая и извиваясь под его укусами, охотно подставляя незащищенную шею и широко раздвинув бедра
- Да... - выдохнул он, когда смог уместить в легких побольше воздуха, - прошу Вас...
Эти невнятные слова были больше похожи на стон, и неясно, что именно антарес собирался в него вложить. Ему казалось, он способен принять что угодно и выполнить любую прихоть, а на осмысление и внятную просьбу в его мозгах сейчас не было места.

Эсфин давно уже убедился, что зажечь страсть в опытном любовнике может не каждый. Слава небесам, Шаграт умел это делать. Он откликнулся на желание Эсфина столь быстро, что стоны юноши скоро зазвучали беспомощно; и все-таки алхимик был скорее чутким партнером. Он не проявлял излишней жестокости, даже когда окончательно вошел во вкус и распалился сам. Конечно, поняв, какие возможности дает выучка невольника, Шаграт перестал казаться деликатным. Однако по сравнению с некоторыми другими клиентами его руки, грозившие украсить тело синяками наутро, все-таки не казались грубыми, а только властными и сильными.
После перерыва в работе и эмоциональных потрясений Эсфин был слабее обычного в плане чувственности, так что рисковал бы кончить задолго до Шаграта. У невольника даже не возникло необходимости в обычных фантазиях... однако стравливать жар раньше времени юноша не любил, это делало дальнейшие игры неинтересными, а потому он держался, подавляя накатывающее волнами возбуждение. Неожиданно антарес почувствовал, как алхимик покинул растянутый вход в тело своего невольника; выдохнув, Эсфин оказался спиной на простынях, смятых, нагретых теплом его тела, и серебристые волосы, тоже растрепанные, защекотали спину.
Шаграт приподнял его поясницу и продолжил свое вторжение. Антарес, во время страсти имевший привычку закрывать глаза и проживать свои ощущения про себя, по привычке же распахнул их, взглянув невидяще туда, где соединялись их тела. Он знал: мало кому нравилось, когда партнер не смотрит на происходящее в такой позе. Заодно Эсфин позволил своим долгим стонам звучать во всю глубин, отпустив наконец губу, припухшую от укусов и поцелуев.
Резкие движения Шаграта задевали точку наслаждения глубоко внутри. Однако антаресу было этого мало. Рукой он потянулся к своему паху, поглаживая себя, помогая преодолеть легкую боль, распустившуюся в теле от избытка страсти. А заодно Эсфин посматривал, понравится ли темному эльфу это зрелище, или он предпочитает все делать сам. Кожа Шаграта сейчас казалась совсем белой, а волосы - совсем темными. Легкий страх, о котором напоминало юноше это зрелище, служил чем-то вроде острой приправы к их любовной игре. Сейчас антаресу скорее нравилось это ощущение.

Алхимик, определенно, не искал легких путей до самого конца и, распалившись, изменил их позицию. Несмотря на то, что темный эльф не делал резких движений, все же Эсфину трудно было сохранить самообладание и не отметить трудную позу легким вскриком. Даже у растянутого тела есть свой предел. Хотя, наверное, невольник больше удивился, чем почувствовал боль: он не сразу понял замысел Шаграта.
Втянув в легкие воздух, показавшийся раскаленным, юноша постарался принять максимально расслабленную в таком случае позу, и начал осторожно двигаться, чуть склонив голову, уронив на грудь Шаграту несколько прядей серебряных волос; однако алхимик не дал ему послаблений. Страсть его казалась - несмотря на бережное отношение - ненасытной и резкой, словно темный эльф давно отвык ею пользоваться, и теперь выливал ее на открывшегося антареса, как кипяток. Тело антареса могло вынести много, даже то, как яростно Шаграт заставлял его быстрее приподниматься и опускаться, сидя на его бедрах; но его сердце от этого словно испытывало боль. А потому, когда алхимик наконец разрядился, сжав свои крепкие объятия, антарес даже не смог сделать вздоха. Однако скоро момент возбуждение схлынуло. Эсфин, чувствуя себя изрядно измученным, несколькими движениями ладони помог себе достигнуть собственного пика. Приподнявшись, чтобы освободить их тела от столь тесного соприкосновения, он снова опустился на колени к Шаграту совершенно без сил, чего с юношей не случалось довольно давно; впрочем, столь же давно он не позволял себе относиться к любви иначе, чем как к работе.
Холодная зимняя ночь показалась душной. И все-таки в объятиях алхимика антарес слегка дрожал: его отпускало напряжение секса, невольный страх не понравиться и легкий испуг перед той тяжелой и сокрушающей страстью, которая померещилась ему в Шаграте, пробудившем, наконец, внутренний огонь в себе самом. Шаграт был очень непрост. Даже их первая ночь в постели доказывала Эсфину, насколько темна и сильна его моральная сила, мельком ощутимая во время постельных утех.
Сейчас алхимик обнимал юношу, по-прежнему прижимая к себе; антарес положился на его тесное объятие, все еще взволнованно и тяжело дыша, постепенно приходя в чувство. Заигрывая с Шагратом, он не ожидал столкнуться с ощущением замкнутости и словно бы внутренней озлобленности в партнере. Видимо, если юноше не мерещилось, эта скрученная пружина внутри Шаграта появилась от тюремного заключения и долгого одиночества... хотя все выводы антареса могли запросто оказаться ерундой. Прикрыв веки, он предпочел не думать об этом слишком много. Он выплеснул собственное желание. Ему как никогда хотелось теперь простой ласки и обычного тепла.

Шаграт не выпустил его окончательно после соития, да Эсфину и не хотелось. Он послушно лег на спину. Тяжесть и тепло тела алхимика действовали успокаивающе; юноша скоро овладел ритмом своего дыхания, возвращая Шаграту приятные ощущения улыбкой на тонких губах, которые все еще щипало после поцелуев. Пальцы темного эльфа ласкали кожу, кое-где украшенную теперь алыми пятнами, осторожно, мягко; эти эмоции передались чуткому антаресу, позволяя ему отдыхать в покое и наслаждаться неподдельным теплом.
Завтра Катарина будет совсем не рада тому, что мы сделали с простынями, - лениво подумал он, не испытывая совершенно никаких угрызений совести. Немного поерзав под Шагратом, чтобы расслабить напряженное бедро, он приобнял темного эльфа, желая приблизить его тепло. Память подсовывала разуму иллюзии, говорила о том, что после ночи наступит утро, когда нужно будет собраться и тихо уйти до рассвета, не мешая любовнику проснуться в одиночестве, а самому начать готовиться к следующему визиту. Керату по собственным соображениям никогда не позволял кому-то одному наслаждаться антаресом несколько ночей подряд. Однако Эсфин знал, что теперь будет иначе, и мысль, что один и тот же хозяин будет с ним и днем, и следующей ночью, приносила странное удовольствие, совершенно не вязавшееся с хоть и далеким, но трагическим финалом их отношений.
- Да, на мне легко оставить след, - вздохнул юноша, улыбаясь. - Обычно мне приходилось мазать синяки какой-то мазью, очень дорогой, чтобы свести их за пару дней. Она у меня и сейчас с собой,  - хихикнул он. - Прихватил, пока хозяин... прежний... не видел.
Эсфин из-под полуприкрытых век наблюдал за реакцией Шаграта. Что продлевает его симпатию лучше - когда на следующее утро любовник снова свеж, словно весенняя роза? Или когда метки, оставленные поцелуями, остаются на коже надолго?
- А вам как больше нравится?- спросил Эсфин, открывая глаза и задавая вопрос прямо, с лукавой хрипотой, появившейся от недавних стонов, - Когда синяки есть или когда их нет?

Эсфин с трудом припомнил, что когда-то Шаграту не понравилась идея белил, которыми антарес прикрывал ожоги. Видимо, алхимик предпочитал неиспорченные вещи. К этому вела и одежда, которую темный эльф велел купить для него, и то, как он с легкостью согласился исправить тот ужасный цвет, который появился на волосах антареса. Это могло бы вызвать опасения у любого юноши, не привыкшего заботиться о своей внешности, однако Эсфин, наоборот, уделял ей много внимания, а оттого мягкая опека Шаграта была ему приятна. Он потянулся к алхимику, чтобы благодарно ответить на его поцелуй,  так же легко и необязательно, как и этот жест темного эльфа, и снова уютно устроился под его все еще обнаженным телом, вжимавшим антареса в мягкий плен смятой простыни на пуховой перине.
- А одежда? - спросил юноша, пользуясь тем, как охотно Шаграт говорил на такие темы. - Раздетые невольники, кажется, нравятся Вам больше одетых?
Все это в конечном итоге было важно. Антарес любил нравиться, и тем более ему хотелось нравиться Шаграту. Он не собирался использовать обольщение в качестве предлога сохранить себе жизнь... хотя, конечно, и этот способ мог бы сработать... однако главным для антареса было создание некой душевной гармонии, которой он долгое время был лишен. С Керату гармония всегда была шаткой и лишенной какой-либо приязни. С клиентом отношения могли быть хорошими или плохими, но никогда - полноценными. Что и говорить, из-за кочевой жизни даже постоянных клиентов у юноши было немного. И вот теперь, когда наконец антарес остановился в доме у одного-единственного господина, ему очень хотелось, чтобы господин ценил и любил его. Даже если это продлится не слишком долго.
Ожидая ответа, юноша потерся щекой о ласкавшую его руку. Остатки возбуждения схлынули, его начинало клонить в сон, но пока не сильно; это было лучшее время для ни к чему не обязывающей беседы на несложные темы. Во всех остальных случаях Шаграт как-то неохотно отвечал на подобные фривольные вопросы.