- Вообще, если учесть, сколько времени Вы проводите в лаборатории за составлением какой-нибудь простой вещи вроде той пены от синевы, эликсир красоты должен стоить гораздо дороже, чем ночь любви. - забывшись от мягкой ласки Шаграта, сказал Эсфин вдруг рассудительно. - Даже если невольник очень хорош.
Юноша, надо сказать, никогда в жизни не произнес бы подобного при клиенте, и в реплике был виновен исключительно Шаграт - его доверительность, его требование вести себя в постели естественно, а также расслабляющая обстановка и ответы на вопросы. Антарес больше привык проявлять в постели ту умеренную степень глупости, которая требовалась его клиентам для повышения самооценки, поэтому невольно застеснялся вывода, столь внезапно затесавшегося в беседу, в которой речь шла исключительно о чувствах.
- Я тоже не думал о многом, о чем Вы меня спрашиваете, - улыбнулся он, чтобы перевести тему и немного сгладить впечатление. Темная прядь волос Шаграта покоилась у него на плече. Юноша коснулся ее пальцами. Если Шаграт за свою длинную жизнь не встречал некрасивых антаресов, то антаресу за его маленькую жизнь не встречались некрасивые темные эльфы. Волосы на ощупь были тяжелые, плотные, как дорогой атлас. Эсфин поймал себя на том, что хотел бы увидеть, как фиолетовый отблеск становится ярче на зимнем солнце.
- Пойдемте завтра гулять в сад? - предложил он задумчиво, чувствуя, как тяжелеют веки. Ночь уже давно вступила в полные права, и луна, светившая двоим любовникам через витраж, теперь скрылась - то ли за тучей, то ли просто ушла дальше по небосводу, спрятав свой свет. Завтра Шаграт, по всей видимости, займется своими собственными делами в лаборатории, а юноша будет учиться тому же, что и сегодня. Прогулка на свежем воздухе была бы приятным разнообразием для антареса, который вообще-то не любил очень долго заниматься одинаковой работой.

Сон Эсфина, в отличие от многих других его ночей, был успокаивающим, как чай с мятой, и даже пах так же - травами. Антарес испытывал редкостное наслаждение от того, что его не мучали ужасные видения и не терзала тревога. Наверное, в этот момент он попросту не верил в способность Шаграта причинить ему какое-то зло.
Пробуждение стало для него теплым и уютным продолжением сна. Сперва он проснулся, никак не дав понять об этом Шаграту, к которому прижимался обнаженной спиной, так естественно, будто они провели вместе не несколько ночей, лишь одна из которых закончилась интимно, а пару лет. Потом он ощутил, как Шаграт приподнимается на постели, и его ладонь ласкает юношу через одеяло; сонно потянувшись, антарес, не открывая глаз, прижался к темному эльфу ближе, улыбаясь и отвечая на его поцелуй неторопливо и легко. Поистине утро выдавалось необыкновенным. Едва разомкнув веки, еще не вполне осознавая, где он и что вчера было, антарес тем не менее с легкостью пошел на поводу у собственной бесстыдной натуры, ласкаясь к Шаграту. Ему не были заметны попытки алхимика избежать утренних эротических приключений, поэтому довольный антарес своим поведением давал понять, что подобная проблема вовсе не будет проблемой с точки зрения невольника.
Юноша перевернулся на другой бок, оказываясь к темному эльфу лицом. Оба они сейчас лежали на собственных спутанных волосах. Легкие волнистые пряди цвета серебра перепутались с гладкими черно-фиолетовыми; антарес не задумывался, каково будет приводить их в порядок. Дело было привычное. А вот без всяких указаний целовать ночного любовника, проснувшись с ним же утром...
Ладонь антареса ненавязчиво скользнула по бледной коже эльфа, ныряя под одеяло, щекотно и приятно оглаживая ребра. Одеяло, надо сказать, позволяло многое. Например, прижиматься к Шаграту обнаженным бедром, беззастенчиво и нахально, стремясь урвать еще немножко тепла прежде, чем они вылезут из постели, и их поглотят обычные дневные дела.

- Сам по себе, - улыбнулся антарес, полностью лишенный всякого стыда и тем более совести по поводу утренних проказ. - Но, надеюсь, Вам это нравится, господин.
Шаграт дышал взволнованно, и юноша был уверен, что в итоге они задержатся в постели ненадолго. Оказывается, натура темного эльфа была горячее, чем сначала казалось; видимо, вчерашние страсти, выпущенные на поверхность, до сих пор горели в крови алхимика. Приятно видеть аметисты его глаз блестящими от возбуждения. Эмоции, проявленные хозяином, чья змеиная натура могла быть холоднее льда, будоражили и самого юношу. После вчерашних постельных приключений его возбуждение было скорее эмоционального, чем физического порядка. А вот Шаграт, как чувствовал антарес своей ладонью, испытывал более плотские чувства.
По-прежнему лукаво улыбаясь, юноша спрятал лицо на плече у алхимика, мягко сжимая ладонью под одеялом то место, куда эльф положил его руку, лаская и дразня, распаляя еще больше с помощью колечка пальцев. Как следует разогрев чувствительную плоть и, как надеялся юноша, воображение любовника, антарес нырнул под одеяло, опускаясь ниже и обхватывая напряженный член теперь уже губами. Антарес знал, что после ночи любви украшен синяками и следами от укусов, и не хотел, чтобы Шаграт видел его совершенно обнаженным сейчас, а потому проделывал свою работу в темноте, скрывшись под одеялом с головой. Его волнистые волосы щекотали кожу бедер темного эльфа. Начав с самого кончика, юноша скользнул языком по всей длине источника удовольствия, поддразнивая алхимика медленными ласками. Однако, как полагал антарес, быстрая разрядка была бы сейчас уместнее, поэтому он постепенно обхватил горячую плоть губами, погружая ее в тесное и влажное пространство своего рта, двигаясь так, чтобы возбуждение не ослабевало, а лишь нарастало с каждой секундой, и стремясь за короткое время довести своего любовника до пика.

Когда тело темного эльфа содрогнулось в сладкой истоме, а одеяло откинулось, Эсфин поднял голову, облизнув губы. В комнате, которую заливал солнечный свет - белый и цветной из-за стекол витража - Шаграт выглядел сейчас по-другому. Холод, казалось, ушел из его глаз, несмотря на то, что антаресу они по-прежнему казались осколками хрусталя. Утренние ласки сделали его кожу не такой бледной, тонкие губы слегка припухли от ночных поцелуев. Эсфин поймал себя на довольной улыбке. Ему нравилось быть рядом с существом, довольным жизнью вообще и антаресом в частности. Он просиял в ответ на комплимент - на миг даже показалось, будто пряди его волос ярче вспыхнули серебром, - и, извернувшись, легко поцеловал кончики пальцев, только что касавшихся его светлой кожи.
Засосы саднило, но Эсфин мог вынести гораздо больше, и не обращал на боль никакого внимания.
Когда Шаграт поднялся с постели, антарес поспешно подхватил с пола простыню, сброшенную вчера, и опоясал бедра, скрывая наготу. Пора было настраиваться на деловой лад. Сейчас ледяное зелье залечит его кожу, и блистательный алхимик снова займется опытами в лаборатории, а у Эсфина будет впереди целый день, который он сможет потратить по своему разумению. Черные тени, казалось, отступили. Глядя на обнаженную спину Шаграта, на его волосы, закрывавшие лопатки, на его ленивые спокойные движения, не терявшие точности даже после трудной ночи, антарес просто не мог думать о том, как закончатся их отношения. Они ведь только-только соизволили начаться.
Заодно Эсфин заметил деталь, которую ранее пропускал мимо своего внимания: татуировку в виде феникса на спине мага. Рисунок был выполнен изящно, однако на теле Шаграта, не любившего оставлять следы, смотрелся странно. Антарес со вздохом понял, что неуемное любопытство не даст ему спокойно пережить этот контраст, не задавая вопросов; подвинувшись ближе к магу и откинув волосы, он прикрыл глаза, ожидая ледяного прикосновения зелья из черного флакона.
- Скажите, а Ваша татуировка - это птица? - спросил юноша, выдав наиболее подходящий вариант. Почему бы в самом деле алхимику, крошащему птиц в лаборатории, не сделать себе такое изображение. По коже Эсфина от таких мыслей пробежали мурашки.

Отредактировано Эсфин (2013-03-11 00:05:41)

Эсфин подставлял шею и жмурился от прохлады, которую оставляло на светлой коже зелье. Зуд и легкая боль проходили мгновенно, однако медицинские манипуляции приводили юношу в состояние легкого испуга, поэтому он предпочитал сидеть смирно и не задавать - до поры до времени - новых вопросов. Однако про себя он обдумывал ответ темного эльфа. Татуировка на спине алхимика занимала достаточно обширный участок кожи. Почему Шаграт согласился исполнить на себе рисунок, потребовавший, вероятно, многих часов терпения? Хотя, терпения алхимику не занимать... Может, он просто в юности был менее строг и холоден, и ему нравилась перспектива носить на себе татуировку? Или она значит для него что-то особенное?
Юноша сделал себе мысленную пометку - обязательно спросить об этом потом, когда выдастся удобный случай.
- Спасибо, - поблагодарил он алхимика, когда Шаграт закончил возиться с зельем. Легкая рука его коснулась щеки; это было приятно. Антаресу даже показалось, что Шаграт так же тянется к теплу, исходившему от нежной кожи, как сам Эсфин тянулся к его ласке, внутреннему спокойствию и силе духа. Впрочем, небольшая грусть все же посетила юношу. Про себя он знал - и никак не мог отделаться от этой мысли - что антарес, к восемнадцати годам растерявший звездное сияние, уже не может считаться полностью идеальным. Но, конечно, невольник никогда не сказал бы этого вслух хозяину, желавшему сделать комплимент.
Шаграт поднялся с постели, намереваясь приступить к делам. Эсфин послушно слез с ложа следом за эльфом. Накинуть на себя было нечего. Антарес рассчитывал проскользнуть в свою комнату и там дождаться своей очереди в ванную, однако его остановили вопросом.
- Да, нужно, господин! - отозвался антарес с энтузиазмом, удивившим его самого. Было приятно чувствовать, как кто-то заботится о твоем образовании. Это придавало занятиям дополнительный смысл. А еще... если Шаграт даст задание, значит, вечером можно будет обсудить с ним результаты, укрепляя симпатию. Ведь на вторую подряд бурную ночь любви Эсфина не хватило бы. Для этого телу требовался отдых. Поэтому нечто интеллектуальное прекрасно подойдет в качестве предлога.
Антарес замер в ожидании, попутно размышляя, как должен называть Шаграта. Самого алхимика, кажется, устраивало нейтральное "господин". Однако в постели он явно предпочитал более тесную связь и более говорящее слово "хозяин".

Эсфин выслушал задание с некоторым удивлением. До сих пор уроки алхимика были практичны: всякому понятно, зачем нужно учиться писать, и более-менее ясно, зачем изучать историю. Однако нынче Шаграт почему-то решил послушать стихи. Антарес кивнул в ответ, решив понять, зачем это нужно, уже после проделанной работы. Может быть, алхимик сам пояснит смысл заучивания стихов... а может, ему просто нравится слушать стихи, и это доставит эльфу удовольствие?
Для начала юноша привычно привел себя в порядок. Растрепанное утреннее состояние годилось только на то, чтобы досыпать в постели. Сейчас же требовалось работать, и Эсфин старательно уложил волосы в несколько косичек, связав их в узел на затылке и позволив свободным концам свисать на спину. Переодевшись в свежую, уже выстиранную и отглаженную Катариной одежду, юноша еще раз подумал со вздохом, что, наверное, эта женщина будет совсем не рада обнаружить любовную связь между мальчишкой и хозяином...
Впрочем, антарес честно предупредил о своей профессии. К тому же, каждый выживает, как может.
Приведя себя в порядок и позавтракав, Эсфин отправился прямиком к книгам. В последние дни невольник так часто проводил время с Шагратом, что Генри все реже и реже привлекал юношу к какой-то полезной деятельности по дому, молчаливо соглашаясь с потерей лишних рабочих рук из уважения к своему хозяину. Вот и сейчас ничто не мешало Эсфину прогуляться в кабинет и порыться в фолиантах, которые раньше ему не позволялось даже потрогать. Книги в комнатах его прежних клиентов были такими же дорогими и ценными вещами, как и драгоценности в шкатулках, наряды в шкафах или статуэтки в нишах. Здесь же они служили хозяину по назначению, либо стояли на полках, всеми забытые, и никто не возражал антаресу, когда он рассматривал их, вытаскивал, переставлял...
Полка с поэзией нашлась быстро. Стащив оттуда пяток книг, Эсфин пристроился на краю стола и пролистал пухлые, красиво оформленные, почти не зачитанные томики. Надо сказать, те изящные стихи, которые антарес там нашел, ему ничуть не понравились. Все они предназначались, вероятно, каким-нибудь изысканным аристократам или аристократкам. Их отличала какая-то напыщенность, тяжесть слога, как будто каждый поэт стремился перенасытить свои рифмы респектабельностью.  Учить такое вслух было бы невыразимо скучно, особенно для юноши, привыкшему скорее к плоским текстам уличных баллад. В конце концов, до сих пор именно пьески были единственной поэзией, знакомой антаресу.
На свое счастье, юноша отыскал сборник стихов, написанных известными менестрелями. Стихи, которые нужно было петь, на бумаге выглядели порой странно, но гораздо более приятно и человечно, так что антарес поскорее засунул классическую поэзию обратно на полки и удалился с книгой к себе в комнату. Там, то валяясь на ковре, то смещаясь на кровать, то глядя через окно в сад, он потратил около часа на выучивание нескольких строф. Работа продвигалась легко: в голове антареса, не отягощенной до сих пор никакими лишними сведениями, было много свободного места. Довольно скоро Эсфин справился с задачей, что предполагало поиск новых дел на сегодня; сперва антарес отправился гулять один - Шаграт углубился в лабораторные работы и явно забыл о ночной просьбе юноши. Проветрившись и покормив белку, которую пытался приручить, антарес вернулся в теплую кухню, чтобы отобедать и опробовать сахар, настоявшийся на ванильных стручках. Торжественно ссыпав свое творение в большую банку с притертой крышкой, Эсфин договорился о том, что завтра они с Катариной будут измельчать пряные травы. А потом неугомонный антарес снова отправился к себе, потренировать почерк, и вяло занимался этим, пока не услышал мягкие шаги за дверью. Тут Эсфин спохватился, - получается, Шаграт уже закончил работу, а антарес еще не повторил обещанное стихотворение!, - поспешно пролистал заново томик, перечитал выбранную балладу и вместе с книгой отправился в гостиную.
Алхимик устроился на ковре, удобно и по-простому. Юноше пришлось усесться напротив, чтобы быть с хозяином на одном уровне; получив разрешение рассказать, наконец, свой стишок, он с волнением, но и с выражением прочитал колыбельную известной женщины-барда:

Холодно... Снова метет метель...
Белый дракон крыла распахнул над землей.
В белый снег зябко укутан день,
Да одарит нас ночь нездешней звездой:
        Да одарит нас сон
        Лютней или мечом,
        Песнею той, что здесь не услышать нам;
        Пусть нас укроет ночь
        Черным своим плащом,
        Пусть нас научит верить забытым снам.
Холодно. Мерзнут цветы на окне,
И замыкают круг стрелки часов;
В тишине чудится снова мне
Дальней звезды, нездешней звезды зов.
        Да возвратит нам сон
        Память иных миров,
        Знаки пути, которым мы некогда шли;
        Пусть уведет нас ночь
        К звездам из городов -
        К звездам иной, далекой, забытой земли.
Холодно... Город укутан в снег,
Звезды снежинок не тают на волосах,
Робкий свет не обжигает век -
Снежный дракон бесшумно парит в небесах.
        Да поведет нас сон
        В сумрак иных лесов -
Только во сне мы помним, что можем летать;
        Пусть нас согреет Ночь
        Пламенем звездных костров,
        Пусть нас научит тьма верить и ждать...

Рассказывая, Эсфин вел себя как нервничающий школяр перед учителем - не хватало только табуретки, на которую он мог бы встать, - а также забыл сказать название баллады и имя ее автора, ведь никто никогда не учил его вежливости в пересказах чужой поэзии. Поэтому, закончив, юноша просто устремил на Шаграта вопросительный взгляд серых глаз.

П.С. Оригинальное стихотворение принадлежит Элхэ Ниэннах.

Отредактировано Эсфин (2013-03-19 16:29:47)

На мгновение Эсфину почудилось на лице Шаграта удивление, словно Эсфин вдруг сделал что-то выдающееся. Хотя, спрашивается, чего такого выдающегося могло быть в песне, входившей в томик стихов, давным-давно забытых на полке? Однако темного эльфа явно обрадовал его выбор. Ласка Шаграта была приятна; юноша польщенно наклонил голову, когда прохладная ладонь коснулась щеки. Клиенты часто выражали Эсфину свое одобрение, но то была благодарность за искусство любви. Других искусств антаресу не полагалось, и потому он не знал, какова на вкус похвала за что-либо другое. Выполняя задания Шаграта, он словно щупал носком ноги незнакомую почву. Успех приносил смутное облегчение.
- Выучить? Нет, - сказал юноша, как всегда не догадываясь о скрытом смысле вопросов алхимика. - Было сложно найти что-то подходящее. Все эти стихи, знаете, - пытаясь сформулировать свое мнение, невольник покрутил в пальцах серебристое колечко волос и заложил прядь за ухо, - они какие-то... ну, как неживые. Или вот, они, наверное, для аристократов.  Там про всякую любовь-морковь и розы-морозы, или про войну... Женщинам бы, наверное, понравилось, но я же не аристократ, и не женщинам читаю стихи, - закончил он неловко. - Ну и про войну мне совсем не интересно.
Антарес и сам чувствовал, что у выбранной им песни есть смысл, подходивший к его состоянию и настроению, но подобные ощущения были слишком тайными, слишком нечеткими, чтобы Эсфин мог выразить их словами. К тому же, он по-прежнему боялся раскрывать о себе слишком многое. Боль и тоска по дому, который он мог лишь вообразить, ибо был слишком мал, покинув Велиалор, привычно скрывались в самой глубине сердца, потому что антарес точно знал о невозможности вернуться. Когда волшебная магия далекого родного мира покинет его окончательно, он будет обречен стареть и гаснуть.
Однако песня все-таки разбудила в антаресе какие-то подозрения, внезапно натолкнув на воспоминание о давным-давно слышанной байке:
- Скажите, а правда, что Древо Миста иногда выполняет желания?

Эсфин обдумал, стоит ли принимать слова Шаграта за комплимент своему уму или за упрек в ограниченности способностей, и то, что это был все-таки комплимент, понял запоздало. Его редко хвалили за вещи, не приносящие никакого практического результата, например - за чтение стихов. Хотя, как сказал сам же Шаграт, суть стиха для алхимика не имела значения. Оказывается, темный эльф хотел проверить нечто другое. Интересно, зачем? Может быть, от наличия или отсутствия ума у жертвы что-то такое зависит в его опытах?
Такая мысль в голову Эсфина раньше не приходила, но испугаться он не успел. Сидевший в кресле Шаграт захватил в плен его волосы, мягко потянул к себе; антарес охотно придвинулся ближе. Кажется, после прошедшей ночи алхимик окончательно освоился с мыслью, что у него есть наложник, с которым можно и даже нужно приятно проводить время. Любивший внимание Эсфин с удовольствием оставил свои косички на растерзание темному эльфу, а сам осторожно влез к нему на колени. Сам он тоже понимал Шаграта чуточку больше, опасался его куда меньше, и более или менее сносно читал знаки, подаваемые телом алхимика - слишком напряженные позы, зажатую линию плеч...
- Хотите массаж сегодня вечером? - улыбнулся антарес прежде, чем продолжил. - А завтра можно попросить Генри купить для этих целей хорошее масло. Здесь, в Дагоре, есть отличные парфюмерные лавки, а утечки денег, я так понимаю, никто и не заметит.
Серебряные пряди потихоньку ложились на спину. Узел на затылке был последней точкой обороны, после которой вся волна волос должна была рассыпаться по плечам; легкие завитки щекотали шею, заставляя юношу иногда ежиться, как от щекотки. О серьезных вещах в такой обстановке совершенно не думалось.
- Я загадал бы Древу бессмертие, - сказал Эсфин легкомысленно. - Обидно терять столько прекрасных возможностей из-за какой-то старости!
В другое время это стало бы трудным вопросом, требовавшим обдумывания, однако игры Шаграта делали любые проблемы незначительными.

Улыбка украшала лицо алхимика, стирая с него мрачное выражение и тень забот. Это нравилось Эсфину: он любил расслабленных существ, наверное, так же, как врач любит видеть своих пациентов здоровыми. Слушая алхимика, антарес на секунду задумался, кто именно тратит такие средства на их с Шагратом существование. Однако его не следовало учить небрежному обращению с деньгами клиентов; раз Шаграт призвал его не слишком стеснять себя, значит, можно попросить Генри передать записку не только в парфюмерию, но и ювелиру. Юноша очень хотел хотя бы пару шпилек для волос, хотя бы простых, вроде тех деревянных, окованных серебром, что покоились сейчас где-то в сундуках Керату. Кстати, образ бывшего хозяина начинал уже меркнуть в памяти антареса, ну а новые проблемы - и мысли о них - сегодня вечером Эсфина не посещали.
- А темные эльфы разве не бессмертны? Они живут так долго... Мне казалось, они сами по себе не умирают, - щебетал юноша, непосредственно выдавая свою неосведомленность. - Мне тоже, наверно, не обязательно быть вот совсем бессмертным. Но мне не нравится старость, и то, что антаресы, падая с Велиалора, становятся именно людьми, - грустно сообщил юноша. - Почему самой маложивущей расой? Уже после сорока лет многие мужчины-люди выглядят просто отвратительно, а порой еще и обрастают волосами, за которыми трудно следить. Впрочем, это и у молодых людей порой бывает. А я не хочу бриться и думать о морщинах, это некрасиво, - продолжил антарес беззаботно, ибо даже страх перед людским уродством на время отступил, ведь старость должна была настать не завтра. - Надеюсь, вы меня простите, если к примеру Вам нравятся бородатые, - хихикнул он.

Эсфин слушал слова Шаграта внимательно и завороженно, будто сказку. Оказывается, темным эльфам тоже был отмерен хоть и большой, но конечный срок жизни! Антарес терся в основном среди людей, а потому деталями об устройстве мироздания с ним делились скупо. Юноша и не подозревал, что для долгоживущих рас возраст имеет какое-то значение.
Переключившись на достоинства непосредственно антареса, Шаграт чуть было не заставил Эсфина улыбнуться привычно и польщенно. Это было бы обычной реакцией на комплимент; но в словах алхимика главным являлась вовсе не лесть. Через секунду юноша понял скрытый смысл сказанного и призадумался.
- Вы хотите сказать, некоторые готовы жить меньше, но быть краше? - уточнил юноша. - Мне кажется, таких не очень много. Ведь на Мисте столько всяких рас, у которых красивое лицо - это в порядке вещей. Вот люди да. Мне уже говорили, что отдали бы многое за мою красоту, поэтому поневоле я думаю, красота единственная сокровище, которое у меня есть.
Когда я, интересно, смогу более внятно выражаться?
Упоминание алхимии заставило юношу слегка поерзать на коленях Шаграта. Это было опасной и скользкой темой, жуткой, хотя и манящей, как излюбленная страшилка, рассказанная на ночь: слушать страшно, но отказаться, не сунуть нос в этот вопрос слишком трудно для любопытного юноши...
- Алхимия может возвращать красоту? - чуть склонил голову набок Эсфин, - И продлевать жизнь? Не, ну второе, это наверное можно себе представить... хотя я вот не могу. А в плане красоты, - наивно продолжил он, - ну да, я часто встречал всякие мазилки на эту тему, вроде притираний от морщин и кремов для свежести лица, однако мало что оттуда действительно работает...

- О, - это была длинная речь, и Эсфин даже облизнул губы, слегка пересохшие от интереса, с которым антарес выслушал Шаграта. Антарес собрался дать на нее какой-нибудь ответ, однако, поразмыслив, не сообразил, какой именно - все и так было ясно. Значит, продаваемые в лавках снадобья обладали таким слабым действием потому, что парфюмеры тратили на них немного труда? Однако стоили они, эти снадобья, порой очень дорого. Потому-то Эсфин когда-то сделал вывод о неспособности невольника продаться за настоящее алхимическое зелье. Цена его была попросту непредставима.
- Но стоят такие мази, ну, другие, не алхимические, все равно дорого, - поделился сомнениями Эсфин. Шаграт уже не прикасался к его волосам, так что юноша прислонился, ласкаясь, щекой к его подбородку. Это выходило само собой, независимо от смысла диалога. - Почему же? Они используют какие-то очень редкие компоненты? Или это опасная работа? Может, рецепты все равно сложные?
Засыпав алхимика вопросами, юноша вздохнул. Кажется, антарес был разочарован, что ремесло, которое он считал важным, на самом деле выглядело сущей безделицей со слов Шаграта. Ему-то казалось, парфюмеры выбиваются из сил, приготовляя все те красивые, вкусно пахнущие и порой действительно нужные штуки, и только отсутствие возможности мешает им сделать по-настоящему хорошее средство. А теперь выходило, что все серьезное, и реально работающее лежало далеко за пределами дорогих респектабельных лавок - вот к примеру в темных подземельях настоящих алхимиков...
Эсфин вздохнул еще раз, приобнимая темного эльфа.

- Мм... Получается, что парфюмер делает красивое и приятное, а алхимик - полезное? - сделал Эсфин тот вывод, что был сейчас доступен его разуму. - Это немного обидно. Мне нравилось бывать в парфюмерных лавках, там столько симпатичных маленьких вещиц. Однажды я краем глаза видел лабораторию хозяина лавки в Дагоре, - хихикнул антарес. - Она была не похожа на Вашу! Может, потому, что не в подвале.
В детских воспоминаниях антареса в лаборатории все блестело, сверкало, и пахло хоть и лекарственно, но не так странно, как те запахи, что приносил с собой Шаграт.
- А теперь получается, что все это несерьезно, - пояснил суть своих огорчений Эсфин, вспоминая крошечные красивые пузырьки, матовое стекло и этикетки, подписанные ровными красивыми буквами. - Столько внешне прекрасного, а ради действительно впечатляющего результата нужно, оказывается, удалиться в подвал и убить кого-нибудь.
Ласка алхимика немного успокоила антареса, отдалив осознание угрозы для его собственной жизни. Поэтому он делился сомнениями так же непосредственно, как болтал с клиентами о танцах и школах массажа. В те минуты (казалось, это было давным-давно!) он тоже старался забыть о суровой реальности вроде вялого утра, когда сонный и уставший антарес должен был отдать деньги Керату и пережить длинный скучный день.
К тому же, Эсфин знал, что многим нравится такая болтовня. Она расслабляла и отвлекала. Иногда клиенты просто не могли приступить к тому, зачем пришли, без долгой подготовки. Антаресу показалось, алхимик тоже не против, и готов был развивать тему столько, сколько нужно.

Стон, разорвавший тишину дома, заставил Эсфина нервно вздрогнуть. Он расслабился и не думал о всяких ужасах сегодня вечером, однако издаваемые кем-то звуки определенно наводили на страшные мысли. Вопли были не похожи ни на стон раненого человека, ни на крики любви, но чуткий слух антареса различал в них какое-то скрытое страдание. Возможно, это был сильный испуг. И от такого накала страстей сердце Эсфина нырнуло куда-то в пятки. Он ни капельки не удивился тому, что Шаграт заволновался, однако напряженное выражение лица алхимика ясно свидетельствовало: кошмар внизу выходил за рамки дозволенного, это было неожиданностью даже для темного эльфа.
Антарес быстро и понятливо покинул колени Шаграта, однако никакого сна, разумеется, у него не было ни в одном глазу. Лечь спать без господина? Если бы Эсфин был способен уснуть после такого, и его ничуточки не волновала бы какая-то странная угроза на первом этаже, если бы его не снедало любопытство, в конце концов... да, тогда он бы послушался.
Шаграт без всяких объяснений вышел за дверь, столкнувшись с дворецким, который, опять же, не спешил выдавать никаких сведений. Проследив за их уходом, юноша выждал немного времени. Нечто, похожее теперь на рыдание нечеловеческого существа, снова повторилось, а потом все стихло.
Все, кроме любопытства антареса. Сперва будто бы примерзнув к полу гостиной, Эсфин довольно скоро отошел от шока и легкими шагами, опасливо, покинул комнату. За всеми углами ему мерещилось внезапное нападение, однако потихонечку, без всякого участия разума, ноги сами собой привели его вниз по лестнице. Дверь в лабораторию была приоткрыта. Странные звуки уже не доносились в холл, пустой и темный. Тут бы юноше остановиться, но...
Непоседливый белый котенок пушистым клубком выбежал из кухни и любопытно нырнул в подвал, словно воплощая тайные помыслы антареса. Лезть в лабораторию было, конечно, самоубийственно... Но разве не Эсфин держал ответ за домашних котов?
В общем, ступая так же мягко и бесшумно, как котенок, антарес нырнул в подвал следом за животным. Страшно было себе представить, что скажет алхимик, когда придет Эсфин и будет ловить кота. Но если кота не ловить, алхимик тоже может сделать с бедным, ни в чем не повинным существом что-нибудь ужасное!
Например, бросить его в котел, которого нет... - подумал антарес с запоздалой самокритикой. К этому времени он уже перешел порог лаборатории; и тут-то взгляд юноши упал на дверь подвала, ранее сливавшуюся с дальней стеной, а теперь приоткрытую...
Порой антарес был на диво везучим существом. Котенок, явно радовавшийся возможности освоить новую территорию, шмыгнул в таинственную темноту раньше, чем Эсфин успел его поймать. Беззвучно ругнувшись, юноша не задумываясь последовал за ним, то ли стремясь спасти котенка от Шаграта (алхимик ведь должен был быть где-то здесь!), то ли стремясь спасти Шаграта от кота.
За дверью царила темнота. Точнее, полутьма; котик шмыгнул в угол и где-то там потерялся, а в противоположном углу антарес внезапно увидел алхимика, присевшего перед чем-то, казавшейся грудой одеял. "Что-то" всхлипывало и шевелилось. Звук этот привел антареса в ступор. Едва не открыв рот от изумления, Эсфин так и застыл на месте, глядя на неизвестное хнычущее нечто, вызывавшее одновременно жалость и испуг.

Отредактировано Эсфин (2013-04-11 15:37:53)

Эсфин оцепенело пялился на химеру, еще не зная, что это - химера. Он и не предполагал, что шагратовские бесчеловечные эксперименты выглядят так.. бесчеловечно. Существо, таившееся буквально в нескольких шагах, было ростом примерно с самого Эсфина, или немного выше, его черные непроницаемые глаза смотрели на антареса. Моргали они как у слепых котят - на миг затягивались бельмами, а затем снова становились черными. Спутанные черные волосы, синюшная кожа и какой-то странный отросток в бинтах дополняли впечатление.
Причем, если антарес скорее удивился так, что был не в состоянии пошевелиться, то непонятное существо при появлении юноши пошевелилось очень даже активно. Губы у него были обведены бледно-алой полосой, как если бы у него носом шла кровь. Разговаривать оно не могло. А от первой попытки у антареса дрогнули колени, и он бесшумно съехал вниз по решетке, перегораживавшей камеру.
- Это Ваш э...э... эксперимент? - с трудом выговорил Эсфин, до которого приказ Шаграта явно не дошел на фоне шока. Тут юноша разглядел птичьи перья, кое-где налипшие на кожу "эксперимента". - Он... типа... птички?...
Ничего себе птичка...
Немного опомнившись, антарес вдруг бросился в другую крайность. От природы сострадательный, он заметил, что в камере темно, холодно, и пусто, хотя и чисто. Существо в перьях и всякой прочей гадости забилось в какую-то неопрятную кучу тряпок и одеял. Вдруг - парадоксально - антаресу стало его жалко.
- А оно что, опасное? - приказы алхимика до юноши так и не дошли, поэтому антарес, с глазами такими же круглыми и испуганными, как у химеры, обратил внимание на темного эльфа словно впервые. - Поэтому вы его держите за решеткой? Ему же холодно должно быть, и спать негде, и еще эти волосы, все спутались, как подушка, и грязный он, - антарес вздохнул, - ужасно чесаться должно!