Эсфин, чье воображение буйно разыгралось благодаря вечернему инциденту, тем не менее достаточно пришел в себя, чтобы оценить свое поведение. Терпение Шаграта показалось антаресу безграничным: выдать главный секрет и не выругать случайного, да еще и непутевого, свидетеля? Невероятно. Однако дальше испытывать судьбу антарес не собирался. Он бесшумно разделся по другую сторону кровати, стараясь не мешать алхимик работать, и нырнул под одеяло. Там, в теплой темноте, к нему приходили достаточно мрачные мысли.
Если черноглазое страшненькое нечто в подвале было творением Шаграта, и при этом начало вопить и шевелиться так неожиданно для собственного творца, значит, эксперимент (даже мысленно Эсфин еще спотыкался на этом слове) прошел как-то не так. Возможно, существо проснулось раньше времени? Или заболело?
В любом случае, возможная катастрофа не прибавит алхимику доброжелательности. Да и интересно, с какой такой стороны сам Эсфин предназначался в жертву этому "эксперименту". Может, таинственная птичка в один прекрасный момент его сожрет, как в сказках об алхимиках?
Разве что предварительно меня кто-нибудь покромсает на меленькие кусочки, а то оно подавится, - нервно подумал юноша, начитавшийся уже книжки про птичек, и знавший, какой клюв должен быть у хищника. Рот "эксперимента" выглядел, как человеческий, и вряд ли мог справиться с таким большим куском, как антарес.
А может, оно просто кровь выпьет, как вампир. Или Шаграт возьмет да и пустит меня на зелья.
Это было уже более вероятно.
Вдруг он такой добренький потому, что ругаться на будущий труп бессмысленно?
Как ни старался Эсфин не накручивать себя, получалось это плохо. Даже закопавшись с головой под одеяло и накрыв дополнительно голову подушкой, юноша не мог вернуть чувство безопасности, несмотря на алхимика, работавшего рядом. Антарес проводил ночные часы без сна, несмотря на то, что вчера ночью сильно устал.

Эсфин тем временем внимательно слушал, как Шаграт собирает шуршащие листы бумаги, ходит по комнате, едва слышно ступая, гасит свет, отчего под одеялом сделалось и вовсе темно... Потом он сел на постель - перина слегка промялась, и обратился к антаресу. Эсфин испытал смутное облегчение, услышав его спокойный, уже не раздраженный голос: это было предлогом прекратить одинокие терзания в убежище и самому немного успокоиться.
- Нет, - ответил юноша, проползая под одеялом ближе к Шаграту, а потом выныривая рядом с алхимиком. - Я слишком перепугался. Не ожидал, что Ваш эксперимент настолько живой.
Вид у антареса был удрученный. Глубоко вздохнув, Эсфин решил все-таки не соблюдать субординацию и осторожно обнял темного эльфа, ласкаясь с нему. Может, сейчас следовало наконец расспросить Шаграта о сути его экспериментов и том участии, которое рано или поздно придется принять в нем одному юному антаресу, но... пожалуй, Эсфин слишком опасался узнать нечто ужасное. Пусть лучше алхимик сам его оттолкнет, если в результате бессонной ночи пришел к какому-нибудь неутешительному выводу. А если нет - у Эсфина есть шанс найти утешение в его надежных объятиях.
- Но самая плохая ночь, получается, выдалась у Вас, - это было проще всего - спрятаться от суровой действительности, проявив заботу о ком-нибудь другом. - Хотите, я сделаю Вам массаж, как обещал?
Все что угодно, только бы поменьше думать о страшном.

Антарес кивнул, пощекотав волосами шею алхимика. Он не стал спрашивать, какой была самая плохая ночь. Под утро он вовсе не хотел этого знать. У них обоих осталось слишком мало времени на крепкий здоровый сон, и если у Эсфин еще имелись шансы выспаться, алхимик наверняка подскочит гораздо раньше, чтобы решить все проблемы в лаборатории. Хорошо хоть, сейчас он больше не злился. Невольник чувствовал это по расслабленным мышцам его спины. Значит, нужно угомониться, а ужасы подождут.
Дополнительно оправдываться тоже не хотелось. Юноша знал, что в следующий раз будет внимательнее, потому что дважды впасть в такой шок у него уже не выйдет. Посидев немножко с Шагратом, он нырнул обратно под одеяло, чтобы устроиться уже под боком у алхимика и хоть немного подремать.
Утро выдалось поздним, но, как ни странно, Шаграт все еще был в постели, когда антарес разлепил глаза. Со сна беспечный юноша не сразу вспомнил о том, что произошло вчера. Ну, а когда память вернулась, вернулась и легкая тревога, связанная с чудесным явлением на свет шагратовского эксперимента. Было очень странно осознавать, что этажом ниже в подвале спит вполне себе живое, хотя и не совсем еще развитое существо. Однако Эсфин вчера и так перегнул палку, а потому не стал облекать страхи в слова. Вместо этого он поднырнул под локоть еще сонного темного эльфа, гибко пролезая к нему в объятия, разомкнувшиеся за ночь.

Антарес думал, что Шаграт, проснувшись, только спокойно поздоровается с ним, однако алхимика еще не заняли очередные таинственные "дела", и, играя, его гибкое тело прижало юношу к кровати.
- О, - тихонько сказал антарес в ответ на вопрос, - наказать, конечно!
Серые светлые глаза его посмотрели на темного эльфа заинтригованно. Было ясно, что алхимик шутит, однако в его исполнении такие забавы, наверное, выглядели бы приятно, и Эсфин решил его чуточку подтолкнуть. В конце концов, Шаграт не знал предела его, Эсфина, возможностей, а сам юноша не собирался упускать из виду приятные игры, несмотря на всю занятость на свете.
Между прочим, внимание, уделяемое алхимиком, и так можно было назвать умеренным. Они редко проводили вместе хотя бы полдня, уж не говоря о целом дне. Шаграт работал постоянно. Антарес уже свыкся с этим режимом. Никакой особенной катастрофы в этом не было, хотя и радости тоже. Просто колдовство над зельями и возня со странным живым существом определенно казались разными вещами. Эсфин не ощущал в черноглазом выходце из подвала конкурента, уж слишком оно было пугающим, однако его отношение к работе алхимика изменилось, и юноша пока не мог определиться, как именно.
Впрочем, прямо сейчас он и не определялся. Пользуясь тем, что его (точнее, шагратова) рубашка за ночь как всегда смялась и задралась, он тесно обнимал темного эльфа и ждал, какова будет реакция на заигрывание с наказаниями.

Шаграт мог предаваться науке алхимии сколь угодно долго, но Эсфин теперь видел, что науке любви он предается тоже вполне охотно, оставив холод и отстраненность до лучших времен. Юноше это нравилось. Он не мог состязаться с темным эльфом ни в чем другом - антаресу было очень-очень далеко до его интеллекта, возраста и опыта, примерно как от земли до неба; но зато в постели они могли быть на равных. Поэтому Эсфин с удовольствием делился своим теплом. Кроме того, чудесным образом ночи с Шагратом все меньше напоминали ночи с клиентами, когда юноша должен был отрабатывать свои деньги всякий раз с другим; теперь у него было время узнать своего господина, и расслабиться самому.
Темный эльф охотно поддержал игру. Конечно, на серьезные шалости сейчас вряд ли можно было рассчитывать, однако ладонь алхимика уверенно скользила вниз, по животу юноши, и еще ниже, пробуждая желание. Дразнящие прикосновения были приятны сами по себе, а антарес еще добавил чувствам огня, фантазируя и прикусывая губу, чтобы Шаграт мог прочитать в его глазах непристойные мысли. Юноше нравилось дразнить алхимика в ответ на провокации. Антарес впитывал ощущения, усиливал их и возвращал, стараясь втянуть партнера в ту же бездну, куда тот приводил его самого.
Руки антареса обняли Шаграта за плечи, погладили напряженные мышцы, а бедрами юноша придвинулся теснее, касаясь возбужденным естеством паха своего любовника. Интересно, чего захочет сам Шаграт? Вряд ли они оба пожелают остаться неудовлетворенными...

Ответ на старания антареса пришел скоро, скорее даже, чем Эсфин предполагал. Шаграт заключал в себе, казалось, бездну страстей, которую можно было вызвать к жизни, лишь только протянув руку. Алхимик прижал юношу к постели своим весом. Спустя несколько жарких секунд в ход пошло масло, и теперь была очередь антареса длинно вздыхать, откидывая голову на подушку, слегка ерзать, выбирая удобное положение под тяжестью знакомого тела, и ощущать, как они снова поменялись ролями: соблазняемый превратился в соблазнителя, дразня пальцами чувствительные места. Сейчас все было проще, легче. Легче расслабиться и забыться, легче получать удовольствие, не думая о том, сумеет ли антарес доставить его другому. Может, потому, что Шаграт фактически лишил его возможности двигаться, и это нравилось юноше больше ожидаемого. Или потому, что алхимик не выпускал его губы из плена, целовал медленно, ловил учащенное дыхание своего невольника, очевидно наслаждаясь утренним приключением?
Почувствовав, как напряженная плоть Шаграта входит в тело, антарес застонал, щекоча губы Шаграта, обнимая его за плечи, чтобы сохранить удобную позу; тонкие лодыжки юноши покоились на пояснице темного эльфа, пока тот двигался, медленно и плавно, не спеша. Юноша давно забыл уже, наказание это или нет. Расслабившись, он ждал, когда прикосновение к нужной точке обожжет его, словно пламя, усилив желание. Его собственный возбужденный орган прижимался к животу алхимика, принося дополнительную остроту в ощущения даже без дополнительных ласк.

Они не торопились, но и не продлевали желание. Это было самым лучшим методом для утра, когда нужно поддержать силы, а не потратить их до самого конца. В какой-то момент Эсфин распахнул руки, уронив их на одеяло, как крылья. Плавное движение внутри, в расслабленном и раскрытом теле, вызывало стон удовольствия. Дыхание алхимика щекотало шею, однако его возбуждение юноша ощущал не только телом, но и сердцем, и когда тот дошел до пика, сильно сжимая антареса в своих объятиях, вершина удовольствия Эсфина тоже не заставила себя долго ждать.
Когда оба они открыли глаза, во взгляде Шаграта Эсфин не увидел привычного льда, замершего на дне аметиста. В них было только тепло и приязнь, бодрившие не меньше секса.
- Не стану, - улыбнулся юноша, убирая со лба алхимика прядку темных волос и лениво, сладко потягиваясь. - Все должно происходить своим чередом. Но за сегодняшнее наказание спасибо, мне понравилось, - хихикнул он.
Впрочем, хорошее заканчивалось быстро. После утренней сцены алхимик отправился работать, и действительно оказался очень занят. На пару дней Эсфин был предоставлен самому себе, хотя они и встречались в постели - исключительно ради крепкого сна. Впрочем, у юноши нашлись занятия. Он много тренировался, чтобы не терять формы для танцев, и танцевал без музыки перед зеркалом. Антарес наконец уделил должное внимание кухне, где Катарина сперва наворчала на него за дармоедство - в качестве, видимо, мести за откровенное греховодство с хозяином, не одобряемое служанкой, - а потом все же поделилась парой кулинарных секретов. Эсфин узнавал все больше о том, как хранить специи свежими, почему шафран стоит так дорого, и из чего делается коричный порошок. Когда он не был занят на кухне, и не танцевал, юноша читал. Он закончил книгу про птиц (там было много картинок и сравнительно мало текста), однако почерк по-прежнему отличался от идеального, поэтому просто прочесть сведения и забыть о талмуде честный антарес не мог, и упражнял руку, покуда ему не становилось совсем уж скучно. Пробовал он копировать и картинки. Обнаружив, что если не перерисовывать все детали, дело идет куда веселее, юноша научился рисовать смешных толстеньких пташек в стиле немного детском, но зато с юмором, и повадился оставлять их, как метки, там, где Шаграт мог увидеть: жертвами увлечения был рабочий стол в кабинете, где так просто забыть листочек с рисунком, дверь лаборатории, где можно было нарисовать картинку мелом, и даже утренняя яичница, на которой можно было применить не по назначению соус. При этом антарес уже освоился в доме, так что перестал портить и ломать вещи.
На третий вечер, соскучившись, Эсфин вытащил алхимика погулять. Уже стемнело, пришлось одеть теплые плащи и взять с собой фонарь. Антарес так рад был вырваться на волю, да еще не один, а в компании, что станцевал перед Шагратом, взобравшись на валун с плоской вершиной, несмотря на холод. Увлекшись, они совершенно забыли про фонарь.
Вспомнил о нем алхимик, уже скинув верхнюю одежду в холле. Юноша пребывал в хорошем настроении и вызвался сходить за несчастным светильником, одиноко сиявшим в саду, за домом; оказавшись снова на улице, в одиночестве, он бодро направился вглубь сада, ориентируясь на теплое световое пятнышко. Хотелось поскорее забрать фонарь, вернуться домой, где грелась вода для ванной, и нырнуть в теплое, сонное пространство постели. Зимний иней тоненько хрустел под легкими шагами.

Эсфин был уже в нескольких шагах от фонаря, как вдруг огонек его дрогнул. Юноша успел почуять беду - кому было в этом тихом заснеженном саду браться за позабытый светильник? - но было поздно. Впереди он увидел одного из воров шайки Керату, о котором юноша стал уже подзабывать... а сзади с ветки мягко упал ком снега, а потом еще и второй вор, помощник первого. Они были оба одеты в черное, как полагалось ворам на задании. От них привычно и отвратительно пахло потом, несмотря на мороз. Юноша, не отличавшийся крепкими нервами, обомлел от одного лишь ощущения ужаса. Двое воров словно всплыли из самого глубинного кошмара, в котором антарес снова возвращался к Керату, плохой еде, плохой одежде, плохому обращению, плохому... всему. Да, конечно, у алхимика ему постоянно грозила смерть, но... Почему-то перспектива возвращения к былому все равно не радовала ни на грош.
Следовало бежать немедленно, или громко позвать на помощь, однако неожиданное явление второго вора сзади исключало эту возможность. Антарес яростно забился, пытаясь вырваться из чрезмерно крепких объятий вора с тем же остервенением, с каким пытался бежать от ловца. Ну и результат мало отличался от предыдущей попытки - вор умел справляться с похищениями не хуже, чем ловец, да еще и прекрасно знал возможности Эсфина.
Оставалась надежда на фонарь. На то, что поднятый светильник теперь частично освещал фигуру рыжего разбойника, а значит, неладное можно заметить из окна. Если Генри случайно выглянет из кухни... если Шаграт еще не лег спать и решит посмотреть, куда запропастился Эсфин... да и болтовня, которую затеял рыжий, была хорошим знаком. Пока он болтает и не торопится, у объятого ужасом антареса еще есть шанс.

Услышав то, о чем говорил разбойник, антарес безнадежно закатил глаза. Ему и так казалось, что положение хуже некуда, а теперь он еще и понимал, к чему приведет бравада похитителей. Можно было сколько угодно ругать Керату, однако мозгов главарю банды было не занимать. Если же Эсфина вынудят остаться с похитителями, они не только воспользуются его телом, дорвавшись до того, что Керату тщательно сберегал для клиентов, но и наверняка завалят "собственное дело" благодаря отсутствию полезных контактов. Керату по крайней мере защищал своего раба. Ну, а с рыжим и толстым антарес никогда  не будет в безопасности.
Воспользоваться тем, что другой уже отбраковал, пусть и за очень хорошие деньги... Какая скудная фантазия!
А юноша все еще не мог позвать на помощь благодаря грубой веревке, врезавшейся в запястья, и какой-то тряпке, которую рыжий использовал вместо кляпа. Тактику эту Эсфин ненавидел лютой ненавистью, а от той же банды набрался и способов противодействия, так что немного потянул время, прижимая подбородок к груди и сжав зубы. Жаль только, рыжий прекрасно знал все приемы, а следовательно, миновать печальной участи антаресу не удалось. Однако хоть что-то он сумел предпринять; похититель безнаказанно и грубо щупал жертву, когда юноша вдруг увидал в глубине сада ужасного черного призрака - именно такой почему-то показалась напуганному антаресу фигура Шаграта в плаще. Юноша знал пословицу "у страха глаза велики", однако впоследствии мог бы поклясться, что надвигающийся на похитителей алхимик выглядел совершенно не по-человечески и не по-эльфийски.
Ему не довелось узнать точно, как произошли дальнейшие события. Жесткая рука его господина отшвырнула юношу далеко в сторону, от куска стекла, что мелькнул в свете фонаря и упал на землю, разбиваясь. Эсфин не удержался на ногах, перекатился по земле подальше от места действия, заодно потеревшись лицом об ледяную землю, чтобы избавиться от кляпа. Он слегка рассадил щеку и губу, однако проклятая тряпка вывалилась. Антарес смог судорожно вздохнуть. Подхватившись с земли, кашляя, юноша поспешно отступил подальше от сизого дымка, расходившегося тяжелыми медлительными волнами в ночном воздухе. Его трясло, и все-таки он не мог оторвать взгляда от двух грабителей, скорчившихся на траве в приступе удушья. Ранее Эсфин никогда не видел убийства так близко, а убийства ядом не видел вообще. И хотя разбойники сами по себе не вызывали ни капли жалости, зрелище все равно было страшным и удручающим.

Отредактировано Эсфин (2013-05-06 16:57:56)

Агония заняла совсем недолго, но Эсфину и этого времени было достаточно. Его впечатлительная натура обострила восприятие, запечатлев в памяти все корчи и мучения, поэтому юноша даже не испытал ни капли удовольствия от того, что двое его противников, кажется, были окончательно и бесповоротно мертвы. Все это, начиная с пленения и угрозы похищения, казалось очень страшным. Антарес искренне обрадовался тому, что Шаграт развязал веревку на его запястьях, а затем отправил Эсфина в дом. Ему требовалось надежное убежище от теней, мерещившихся на каждом шагу. Даже отыскать слугу и объяснить ему, где господин, стоило немалых душевных сил, ну а на расспросы у Эсфина сил и вовсе не хватило бы. Однако привыкший кое о чем умалчивать Генри никаких расспросов не затевал. Юноша совершенно беспрепятственно поднялся в комнату, чтобы там предаваться остаткам страха, выходящим наружу. Пользуясь случаем, он даже позволил пролиться паре слезинок, которые тут же утер.
Шаграт поднялся следом далеко не сразу. Вот странно. Сейчас, когда двое похитителей были уже мертвы, к антаресу вернулась часть здравомыслия, и он понимал, что, возможно, несмотря на унижения, эта партия обещала ему жизнь. В конце концов, грабители относились бы к рабу хуже Керату, но и следили бы за ним, наверное, не так качественно. Однако антарес боялся мира за границей забора; а сейчас он не рискнул бы даже снова выйти из дома, поэтому он испытал только благодарность к алхимику, вскоре отворившему дверь в комнату. Несмотря на то, что его общество обещало юноше смерть - рано или поздно.
Эсфин даже поднялся с кресла, чтобы броситься Шаграту навстречу, может быть, обнять - но выражение лица темного эльфа его остановило. Ну, а реплика алхимика и вовсе заставила юношу застыть на месте и недоуменно хлопнуть ресницами. Смысл ее дошел до него не сразу. Пожалуй, если бы антарес не привык к несправедливости, первой реакцией была бы обида. Однако антарес привык, знал, что нужно делать в таких случаях, и ответил так, как ответил бы любому другому, не хозяину, не возлюбленному, сухо и сжато:
- Это были двое из шайки Керату, разбойники. Они искали мое убежище. И в конце концов нашли. Хотели меня, говоря по-простому, отыметь и заново продать. - он усмехнулся с незнакомой жесткостью. - Знаете, я в детстве, на улицах, смотрел на игрушки, которыми игрались дети аристократов. Когда игрушки надоедали, их выбрасывали. Если я это случайно видел, то подбирал. Они ведь были все еще целыми, хоть и потасканными. Вот и разбойники так же. Решили еще немножко поиграть тем, что выбросил их вожак. По-вашему, это походило на мой самостоятельный побег? Очень удобно, конечно, бежать с кляпом во рту и связанными руками.

Услышав ответ, алхимик, казалось, немного смягчился. Это было даже странно. Юноша не привык к тому, чтобы ему делали скидки, но, кажется, Шаграт поверил в правду и без того, чтобы ее требовалось доказать. Присев, как было сказано, на край постели, Эсфин подождал, пока темный эльф обработает ссадину на лице. Сейчас алхимик сидел ближе, и Эсфин понимал его эмоции лучше. Похоже, его господина происшествие волновало не меньше антареса.
- Я не думал даже, что такое может произойти, - покачал головой юноша. - Провернув сделку, Керату должен был вскоре покинуть город, чтобы новый владелец его раба не смог найти продавца по описанию. Керату делал так всегда. У него без того хватало проблем, и с законом, и с бывшими подельниками. Он не стал бы рисковать. Мне кажется, эти двое отделились от него по своему разумению.
Посмотрев на алхимика, юноша спохватился, что неточно ответил на его вопрос.
- Да, Керату всегда все делал сам. Он был главарем шайки.
Антарес пожал плечами.
- Понятия не имею, как это разбойники меня выследили. В ту ночь вокруг кругом было так пустынно... А откуда они узнали, как меня найти, если покупатель даже не представился?
Все это были тонкости, уму антареса неподвластные. Он тихонько вздохнул, когда прохладные, слабо пахнущие лекарствами пальцы алхимика знакомым жестом коснулись его щеки.
- Я понимаю, я сам боюсь. - Эсфин покосился за окно. Ночь таила в себе, кроме снежного холода, еще и леденящий ужас, благодаря которому антарес сейчас побоялся бы даже подойти к окну.

Шаграт, несмотря на свою недавнюю сдержанность, был сейчас достаточно откровенен с юношей, хотя, надо сказать, и не говорил ничего, что можно было бы признать лишним или неудобным. Антарес даже не понял, почему алхимик осекся, рассказывая про ловца. Боялся напугать? Ведь все, что могло произойти между Эсфином и ловцом, уже произошло.
- Наверное, - пожал плечами антарес. - Я никогда не думал, насколько в самом деле они ловкие воры. Меня не очень-то посвящали в такие дела.
И действительно, несмотря на факт, что юноша нахватался по верхам самых различных знаний о воровском мире, Керату держал его подальше от тонкостей. В конце концов, любая из них могла помочь невольнику сбежать от своего хозяина.
- Думаю, сам Керату уже далеко отсюда, - повторил Эсфин голосом, который все еще выдавал страх.
Следующим жестом темный эльф словно попытался развеять этот страх, играя с волосами юноши, растрепавшимися от короткой битвы в саду, но все еще пушистыми. Антарес слушал алхимика суеверно. Его не тянуло радоваться факту, что все, кто знал его раньше, умрут. Но в его сердце не было и сочувствия. В этот момент юноше хотелось верить Шаграту, обещавшему, казалось, светлое "будет все хорошо"; он как-то не подумал о возможной смерти из рук самого Шаграта, потому что подсознательно, про себя, все еще не осознавал такой возможности. Опасность исходила сейчас от кого угодно, но только не от темного эльфа, осторожно прикасавшегося к нему, не от того, чей голос звучал по-прежнему прохладно и спокойно, и это невероятно утешало. А потому антарес не стал задумываться о печальных перспективах. Вместо размышлений он порывисто обнял алхимика, крепко прижавшись к его груди и опустив голову на его плечо. Ему хотелось продлить мгновение покоя, ощутив ту безопасность, о которой слышали его уши, но в которую еще не поверил его разум.

В отличие от всех тех случаев, когда алхимик, казалось, лишь снисходительно соглашался с желанием юноши обнять его, на этот раз он обнял антареса так, будто и в самом деле собирался утешить. Так бывало и раньше - словно что-то в сердце Шаграта на миг ослабляло хватку, - но теперь его эмоции выглядели иначе. Антарес был слишком напуган для долгих размышлений, оставив их на какой-нибудь другой день, и позволил себе просто почувствовать себя несчастным. Это помогло: внимание темного эльфа прогоняло ужасные впечатления вечера прочь, вместо того, чтобы загонять их в глубину сердца. Эсфин немного успокоился, однако все равно не отказался от общества Шаграта, не оставлявшего юношу ни на шаг. Он быстро умылся из кувшина в ванной, холодной водой, которую никто не грел, поскольку у Генри, очевидно, были дела необыкновенной важности, и Эсфин прекрасно понимал, какие именно. Расположившись, Эсфин привычно прижался к боку своего господина. Правда, если раньше в этом была только симпатия и желание тепла, теперь это также походило на просьбу о помощи. Казалось, Шаграта тоже обуревает страх и сомнения, однако другого рода. Антарес молчаливо разделил с ним некрепкий усталый сон. А проснулся уже поутру, когда за окном валились на землю хлопья мокрого снега. Не поднимаясь с постели, не открывая окна, антарес словно ощутил, как на улице сыро и промозгло. Алхимика уже не было рядом. Но ушел он недавно, судя по тому, как еще не остыла его подушка.
Поднявшись, антарес поспешно оделся, полностью переменив платье - одевать вчерашнюю одежду совсем не хотелось. Бесшумно, босиком, он выбрался из комнаты и совсем было собрался спуститься вниз за завтраком, однако не успел даже подойти к лестнице. И хвала небесам!
Внизу разговаривали двое - Шаграт и ловец. Ловца впечатлительный юноша узнал бы где угодно. И если обычно любознательная натура Эсфина, привыкшего разузнавать все сведения о своей судьбе самостоятельно, говорила ему тихонечко подслушать разговор, то на сей раз инстинкт самосохранения заставил антареса вернуться к комнате господина так же бесшумно, как он и пришел. Это был именно такой случай, когда Эсфину не хотелось рисковать собой. Особенно после того, как алхимик уже спас его вчера. Поэтому юноша тихо уселся с ногами в кресло в комнате темного эльфа, позволив себе ну разве что   малость неплотно прикрыть дверь между коридором и комнатой, чтобы были слышны шаги и голоса тех, кто пройдет мимо...

Эсфин слышал, как ловец и Шаграт поднялись в кабинет; а потом услышал, как они спустились обратно, а через некоторое, довольно продолжительное время, за ловцом захлопнулась дверь. Шаграт остался в лаборатории, и юноша был предоставлен самому себе. Генри с ним держался холоднее обычного. Антарес даже не мог предположить, к чему бы это, а сам дворецкий упорно отмалчивался. Антарес попробовал было пристать с расспросами к Катарине, но та либо не знала о причинах поведения слуги, либо не хотела говорить.
Может, это все из-за неприятностей с трупами, - недоумевал Эсфин. В его шайке речь о трупах проскальзывала постоянно, и никто не обращал на них никакого внимания, и тем более не портил отношения из-за парочки убитых. - Но я же не виноват...
В общем, в доме повисла тревога. Антареса это нервировало, к тому же он сам еще не до конца успокоился после вчерашнего, ну а визит ловца и вовсе не мог принести никому ничего хорошего. В итоге, юноша не мог ни толком заниматься, ни даже как следует потренироваться, так и бродил, как тень, по дому и играл с котятами, в основном находя убежище на втором этаже. Мало ли кто еще, говорила его паранойя, мог заявиться через первый.
Когда наступил вечер, антарес чувствовал себя изрядно уставшим и сел ждать алхимика в кресло, вместо того, чтобы лечь спать. Юноша понимал, что Шаграт уже скоро покинет наконец свой подвал. Это вызывало радость и нетерпение, несовместимое с кроватью и попыткой заснуть.
Однако, когда темный эльф вошел в комнату, он сразу же остановился возле двери, прикрыв ее за собой, и руки заложив за спину; алхимик всегда так делал, если хотел заговорить о чем-то важном. Так что Эсфин напрягся, невольно поднимаясь навстречу господину и выжидательно глядя на Шаграта.
Известие поразило его, словно громом.
Сперва юноша только глазами хлопал, не зная, что ему думать. С одной стороны, алхимик предлагал ему, Эсфину, жизнь - отдавал из своих собственных, привыкших убивать, рук. С другой стороны, отчего-то антарес не испытал никакой радости. Он привык к своему господину, привык быть его собственностью, однако было в этом и более серьезное чувство: алхимик ему нравился. Не как профессионал (в делах алхимии антарес не смыслил ничего, а тот плод больной фантазии, что таился в подвале, вызывал больше испуга, чем восхищения). Юноша просто впервые встретил существо, способное зажечь в нем пламя симпатии, и впервые у него был шанс сохранить эти горячие эмоции; теперь же Шаграт, казалось, выкидывал антареса из своей постели, своего дома, словно бы из своего сердца - такой у темного эльфа был решительный вид.
Замечал юноша и то, что решение стоило Шаграту труда. Возможно, и самого господина терзал страх? Эсфин не мог судить. Шаграт был слишком сдержан. Антарес сделал выводы лишь по тому, как решительно он попытался удалиться, словно старался скрыться от возможного ответа, и по тому, каким спокойным был его тон, несмотря на важность объявления для них обоих.
В любом случае, мир за переделом дома был все таким же неуютным и холодным местом, каким антарес его оставил. Перспектива стать писцом или архивариусом казалась такой же занудной, как и звучание этих слов. Эсфин ощущал, что вовсе не готов распоряжаться своей жизнью и свободой. Он знал и умел все еще так мало! А вот красота, его единственное достояние, обещала принести много - и скорее проблем, чем удач. Красивый мальчик на должности бедняка - искушение для любого, кто выше и сильнее, так говорил Керату. У Эсфина не было причин ему не верить.
Антарес потряс головой, собираясь с мыслями. К счастью, он привык испытывать страх параллельно с тем, чтобы испытывать чужое терпение. Когда-то возражать Керату было все равно, что бросаться на каменную стену, но теперь - несмотря на неприятности - юноша морально окреп вдалеке от шайки, и должен был попытаться снова защитить себя.
- Я никуда не поеду, - сказал антарес не менее решительно, когда Шаграт уже повернул дверную ручку. - Ни в эту ночь. Ни в какую другую. Разве что вместе с Вами.
В голосе его невольно прозвучало отчаяние. Разве сам юноша не выбирал себе гибель сейчас? Следовало сказать о том, что антарес разболтает про Шаграта всем и вся, если тот осмелится прогнать юношу, шантажировать или увлечь страстью. Но антарес не был на все это способен. Он только стоял и смотрел Шаграту в спину.