Глупая, глупая Моника! – маленький камешек, о который смачно ударился растрепанный носок «раджи», полетел в толпу народа и ударился о ногу толстенного господина в серо-синем мундире. Господина передернуло, но он ничего не сказал, только повернулся в сторону, откуда прилетел камешек. И, покачав головой, свалив данную проделку на местную шпану, вернулся к своей спутнице.
Май же, немного позабавленный, даже развеселившийся, сидел около фонтана, повернувшись в сторону площади, и разглядывал господина с боку. На вид примечательный и даже интересный, а, значит, привлекательный, при более близком знакомстве он производил впечатление глупца. Но мы с ним знакомиться не собираемся, а потому вернемся к нашим баранам.
Площадь бурлила, на ней сновали растрепанные мальчишки, булочники с аппетитными сладостями, гадалки, другие подозрительные личности, алчущие денег, у фонтана сидели дамы в пышных платьях и широкополых шляпах, к ним изредка подходили джентльмены с яркими (преимущественно красными) цветами, уходя вместе с ними в узкий переулок. Причем все пары направлялись в один определенный проход. Это было, безусловно, любопытным фактом, но что-то подсказывало Маю, что сунься он туда, большие неприятности найдут его мягкое место и будут долго делать своё злое дело ремнем брюк достопочтенного горожанина. А дама будет стоять в стороне с обнаженными плечиками и, прикрывая свои тонкие разгоряченные губы, мерзко так хихикать. Любопытство хотело приключений. А попа их, наоборот, очень и очень не хотела.
Уже третью неделю Май искал свою фаворитку в Дагоре, но на след так и не напал. Никто не видел девушку: не чернь, не ремесленники, не стража. Что, конечно, не могло не огорчать. А потому Тит ходил грустный, не доставал дудку и давно не дурачился. А это, знаете ли, показатель.
Вечный праздник, а не город, – натянутая улыбка сковала лицо, в глазах блестели призрачно-яркие, скопированные у здешнего населения, искорки – маскировка решат все. Решив повеселиться напоследок – надо оставить хотя бы одно приятное воспоминание об этом фальшивом городе – либрис выбрал своей целью палатку с пирожками, откуда столь приятно несло пряностями, сдобой и ещё какой-то вкусной ерундой, которую Май не смог распознать по запаху. Добрый булочник, скорее всего, не привык к таким вот нападкам, и его будет легко уломать. (Город-то богатый, деньги есть у всех, даже у детей. У Мая оные тоже были, просто с деньгами как-то.. скучно).
– Дяденька! Дяденька! – пользуясь своим низким ростом и миловидной внешностью, либрис вполне походил на подростка, а потому широко раскрыв свои большие желтые глаза, вкушал плоды своего положения. Ему и булочки-то и не надо было особенно. Так, подурачится. – А вкусные у вас пирожки? – потянувшаяся было к прилавку рука, была бесцеремонно отведена в сторону.
- Лучшие во всем Дагоре! – хитро подмигнул ему булочник, успевая при этом заворачивать в бумагу рогалик для старой дамы в темном платье. - А потому, плата вперед, мой маленький посетитель. Попроси у мамочки два звенящих медных кругляшка и сможешь съесть одну. А если нет, то не задерживай очередь. Вам чего, дамочка? – он хохотнул и стал заворачивать две ватрушки новой посетительнице. Ртутный столбик раздражения поднялся вверх на несколько делений. Посетителям хамить нельзя. Даже если они дети. А тем более, если они только прикидываются детьми, – язык, на мгновение появившийся изо рта, был направлен по душу булочника, но адресат этого не видел – не вышел ростом Тит, совсем не вышел. Только обиженные глаза выглядывали из-за прилавка. Захотелось выкрикнуть: «Хексерайман!» - и увидеть искаженное лицо булочника и его поклон выходцу из столь знаменитого в Кеху семейства. Глупый, это же Дагор!
В больших желтых глазах появились мутные бусины слез. Они росли и росли, пока не разорвали свои оковы, устремляясь тонкими ручейками к подбородку. Так-то, получай! – излюбленное детское оружие – слезы, разило на повал. Всегда.
Точнее раньше это было «всегда». Теперь вот нашлось исключение. Дамы только покачали головами, а какой-то пузатый малыш с леденцом в руке, высунул язык. Капелька злости заплескалась в сознании. Теперь булочка была жизненно необходима, по крайней мере, для утешения своего самолюбия.
И когда противный булочник отвернулся, Май потянулся за сдобой, схватил её теплое тело и рванул к переулку. Только странно, что полбулочки ощущается рукой, как, простите, детские пальчики. Будто кто-то более проворный схватился за сдобу быстрее Мая. Либрис повернул голову, змеей извиваясь мимо стоящих в очереди изумленных людей, встретился взглядом с искристыми ярко-голубыми глазами, отметив какое-то сходство с самим собой, и наткнулся на полный гнева взгляд булочника. В руке у последнего было как раз то, чем ласкают детей, которые ходят в узкие переулки за джентльменами с цветами и дамами в широкополых шляпах.

Отредактировано Май (2010-07-01 19:10:55)

– А ты отпусти! – нахмурившись, максимально злобно фыркнув (так же максимально походив при этом на чихающего кота, что выглядело донельзя забавно), Май проскользнул мимо ног булочника, не отпуская вожделенного пирожка, из которого уже текло яблочное варенье вниз по руке, изредка капая на подол цветастого балахона и штаны прохожих. Ни первое, ни второе его ни чуть не огорчало. Только густой запах яблок проникал все глубже, будоража воображение. Еда! Еда! Едааа! Везде… Всегдааа,  - мысли тянулись на мотив песенки.
Булочник оказался сбитым с ног и теперь сидел на грязном полу, соскребая со штанины то, что раньше было его драгоценным пирожком, и крепко ругался. На пальцах у него желтенькой кашицей застыло яблочное варенье. С вас два медяка, сэр! Столько нет? Так мне не жалко! И доставка прямо в руки! Ну или ноги, – широко улыбаясь, Май налетел на кого-то маленького и щуплого, буквально сшибая его с ног и погребая под собой в пыль.
– Сэр, сэр! Извините, сэр! Булочник оплатит все расходы на лечение, сэр! – либрис умудрился коротко помахать лежащему лицом вниз малышу, скоро вставая, устремляясь за своим голубоглазым подельником (благо, мало кто в этой пусть очень разноцветной толпе отличался изумрудными волосами). К ребенку подбежала какая-то мамаша и стала вытирать грязь с его лица, стряхивать пыль с рубашки, а ребенок, удивленно хлопая глазами, так и не понял, что с ним произошло. Только расстроился из-за того, что конфета упала в пыль. Ну да мама купит новую. Правда, мама?
Голубоглазого потерять было сложно – толпа расступалась перед маленькими воришками, вероятно, боясь, что сметут на булыжник и не заметят. И правильно боялись! Май вот сейчас мог налететь и ни на одного малыша, мог наткнутся на даму или даже джентльмена, но вот уронить на булыжники – это вряд ли. С его комплекцией-то. Странно только, что цепкие руки не тянулись их поймать и устроить «правосудие». Или это из-за скорости не заметно?
Схватив голубоглазого за руку, Май резко потянул его в переулки. Мне только кажется, или что-то и правда хрустнуло? То, что за ними сейчас гонится этот противный булочник, либрис не сомневался. А ну как бы вы отреагировали на подобное оскорбление?

Мальчик-крысолов? Это очень мило. Чрезвычайно! – Тит засмеялся, наблюдая с изумлением, как полчища крыс прибывают и прибывают. Очень странно видеть, как они серой лавиной выползают и выползают из-под пола, из-за двери. Дамы начали поднимать юбки и топать ножками в белых гольфах, забираться на стулья и судорожно визжать. Ну и зачем сеянье страха, если всего пара десятков крыс способна заставить паниковать целую булочную… – огорчение и обида подступили к горлу. - Кстати, о них… – воспользовавшись замешательством проходящего мимо булочника, либрис взял несколько булочек с его лотка, отчего сразу повеселел. Булочники – братья. Горе одного – горе всех, – логика Тита поражала. Как и всегда. Впрочем, логика всех поражает, потому что у каждого она разная.
– Какой подвал! Тебе крысы мозги съели? – мысль о подвале заставила вздрогнуть. Не любил Май все эти загнившие, пропахшие плесенью склепики. Потому что всегда знал, что там обязательно что-то прячут: труп маленькой девочки, например. Почему именно девочки и именно маленькой, либрис и сам не помнил. Куда деваться из подвала-то? Загонят и загнобят. Нет, туда нельзя. И когда он успел затащить меня сюда? Балбес!
– Крыша! – снова дернуть за руку голубоглазого, потянуть его куда-то вверх по лестнице. Так, ещё ступеньки. Ступеньки. Ступеньки, ступеньки…
Стремглав, потому что уже слышны крики. Близко, близко. И топот сапог. И визг крыс – кажется, их разбрасывали теми же сапогами в разные стороны.
И вот – вожделенный люк на крышу.
– Давай, милый, – замок не поддавался.
Топот, такой, что доски скрипят, прогибаясь. Будто мы им главную ратушу подожгли. Интересно, а что было бы, если мы так сделали!? - додумывать он не хотел. Не время. После обязательно. И даже, быть может, на практике попробовать. Прекрасный город!
Выход, выход, выход… Глаза судорожно бегают по маленькому закутку. Топот все ближе. Ещё чуть-чуть и…
Окно! Спасительное окно!
– Полезай! Быстрей! – Май толкал в спину голубоглазого, просовывая в узкое окно свой здоровенный портфель. – Вставай и беги!
Топот нарастал. И вот. Явление толпы по душу Мая! Но Май, вывешиваясь из окна наполовину, зацепившись ногами за водопроводную трубу, тряс белыми волосами и улыбался:
– Все дело в пирожке, дамы и господа! Нельзя быть насколько жадным, чтобы не накормить голодного ребенка, – Май подмигнул и выпустил из рукавов столп искр – фейерверк - за которыми успешно скрылся.

– Чем мы его завалим, а? – обезьяной карабкаясь по водосточной трубе кричал Май. Внутри раздавались возгласы, дымились только что щедро окропленные водой шторы. Под ногами наконец прошуршала черепица и несколько кусочков крыши полетело вниз. Из окна послышалась ругань. – Да и не полезут они в окно, – мешок благополучно перекочевал на собственные плечи, а ноги теперь скользили по черепице, подрагивая и предательски подкашиваясь. Медленно, надо двигаться медленно… – голова закружилась от высоты. Нет, не то, чтобы Май как-то сильно был подвержен этому детскому страху, вон какой большой уже, просто как-то. Вас бы прельстила перспектива сверзиться с третьего этажа во двор с крупнорогатым скотом? (И какой идиот держит в центре города корову!?)
Тем временем люк открылся, и из него показалась голова булочника. Вот и толстая шея видна, и крепкие плечи и пузо…
– Кажется, мы серьезно влипли! – крик согнал отдыхающих на трубах ближайших домов ворон, а руки толкали голубоглазого вперед. А я даже не знаю, как зовут того, из-за кого я в это вляпался! Вот убеги, поди ж ты! Я тебя из-за облаков достану, из-за Большой Воды, из самой пасти Татеса* заберу! – реплика после предложения завалить окно была пропущена ввиду обстоятельств. То бишь нарастающей погони. Не до реверансов, знаете ли!
Скользить по черепице было легко. Ноги, правда, все ещё подрагивали, боясь уронить хозяина. Булочник догонял. К нему привязался ещё какой-то детина лет двадцати, гибкий и ловкий, он поддерживал хозяина лавки, чем вызывал у Мая презрение. Небось, прихлебатель какой. Вот поймает нас и повышенице заработает. Продажные люди!
Скользить, скользить в «радже», как в лодке, придерживая большую набитую сумку и незадачливого подельника – а ну упадет ещё. Кажется, они перемахнули так дома три-четыре. Прохожие поднимали головы вверх и что-то одобряюще кричали. Над ухом было слышно уже дыхание булочника.
А что ещё за просвет такой?
– Мболка* мне в жены! – тихое ругательство и вот уже видно, как крыши расступились. Май мельком заметил булыжники и пару телег, которые никак не могли разъехаться, а дальше снова крыши, крыши. Ну нашли, где встать! Можно было и поближе к нам. Не допрыгнем ведь… – главное – не останавливаться.
Над головой промелькнула тень.
А это что ещё? – незадачливая птица опустилась ниже положенного и теперь рассматривалась, как средство спасения. Но вот выдержит ли?
На сомнения не было времени – птица большая, Май маленький, да и этот подельник тоже невелик. Схватить за воротник платья рядом бегущего и сигануть. Вверх, вверх и через мостовую. Чуть-чуть, ну.. ну.. Ноги у птицы оказались холодные, металлические. Не птица, как показалось раньше – голем. Только этим можно объяснить то, что чудо-зверь ещё не рухнул на булыжную мостовую.
- АААА!!!!!! – истошный вой огласил окрестности – спасены. Зрители внизу хлопали глазами, кто-то приложился к бутылке. Послышались короткие и тихие аплодисменты. Булочник же стоял, опешивший, удивленно расширив глаза. Его прихлебатель сорвался-таки вниз, но не думаю, что повредил себе что-то. С его-то ловкостью.
Искрился не растаявший снег. Лучилось солнце. Маленькие облака висели аккурат над самым горизонтом. А двое улетали куда-то за крыши на большой золотистой птице.

*согласно описанию мира

– Конечно знал. Здесь косяки таких птиц летают! – весело отозвался Май, перебираясь на спину голема. Тот, похоже, был совсем не против и летел, не снижая высоты, на расстоянии двух вытянутых рук над крышами, к городским окраинам. Эта птица была создана, что бы летать на ней. Какие удобные выемки!
На вопрос болтающегося на ноге парня, позолоченная слабо дернула ногой, дав понять, что не желает говорить об этом. Как и о чем бы то ни было. Или, может, она не умеет?
Молчал и Май. Крепко вцепившись в загривок голема, прижавшись всем телом к его металлическим чешуйкам, он только и думал о том, что механизм сейчас рухнет вниз, не выдержав такого веса. И хотя глаза либриса были плотно закрыты, он ощущал подельника совсем рядом: ни то, чтобы дыхание чувствовал или тем более сердцебиение, он просто знал, что тот на месте. Знал и все тут. Так бывает с некоторыми старыми друзьями, родственниками, но вот так, с малознакомыми… Странно все это. Очень странно. Немного даже пугающе.
Воздух стал заметно теплее, гул от телег глуше. Стресс?
Решив-таки открыть глаза, Май помотал головой, и светлая челка открыла глазам нечто весьма странное и занимательное: не исчисляемое количество разноцветных огней вокруг, какие цветастые тряпочки, маленький жезл и замысловатые узоры на его ручке. А над головой сизая дымка. И запах коры, травы и ягод. Дупло…
Май отцепил руки от голема, глянул вниз – мох. Коричневого такого цвета, изредка встречалась солома. Слезать с голема не хотелось совершенно, но тот, видимо, имел свои планы и сбросил Мая со спины. Послышалось скрежетание, птица развернулась лицом к неудачливому наезднику, рассматривая его своими большими рубиновыми глазами. Тит же утонув в мягкой полу гнилой подстилке на десяток сантиметров, взаимно уставился на птицу. А та так же пристально рассмотрев второго «всадника», прошла вглубь и уселась рядом с большим белым яйцом, всем видом показывая, что будет защищать его до последнего винтика, если потребуется. И делают же таких!
– По-мо-ги-те мне, – звенящим механическим голосом гоготало внутри птицы, а та наклонила голову на бок и теперь походила на сову. – Пос-лед-ний го-стак дол-жен об-рес-ти дом.

Отредактировано Май (2010-07-17 14:31:13)

Пока подельник пытался достать из глубин необъятного сознания какие-то знания о сим существе, Май крался к голему, передвигаясь на четвереньках, то и дело припадая ко мху, иногда задевая его носом, от чего по сознанию прокатывался терпкий и теплый запах гнилья.
Голод – вещь хорошая. Некоторым она дарит вдохновение, и они рисуют шедевральные картины, некоторым она дарит покой, и они пишут после ставшие сегодня мировыми композиции, а некоторым голод дарит только урчание в животе. Те последние рассматривают все живое, как один большой обед, а себя, как хищника.
– Я не знаю, кто он таков. Но с чем его есть, я точно знаю! – подкравшись на достаточное расстояние, Май затих, замолк, хорошенько присел и…
С соседнего дерева сорвалась стая ворон и с криками улетела прочь.
– Ну за чтоо?? – простонал либрис, потирая ушибленный лоб. Шишка ведь будет. Голлем, обещавший охранять яйцо, не двинулся с места, однако правая его лапа теперь прикрывала последнюю птицу. Поправка – будущую птицу. Яйцо осталось невредимым. Май даже коснуться его не смог.
– Я, может, три дня не ел совсем! Арр! – злоба, плескавшаяся в глазах, потоком излилась на голема, однако, в кулачном бою ему не было равных. Потирая теперь уже и лоб, и горящие костяшки рук, либрис отползал в сторону, глотая сопли, постанывая и причитая.

Отредактировано Май (2010-07-10 22:18:43)

– Просто он.. он, – всхлипывая, уткнувшись носом в казенное платье, от чего последнее стало мокрым в районе плеча (от слез или от чего ещё - не знаю, не знаю), Тит изображал из себя голодного и обиженного оборванца. – Я же только кушать хочу. Я же.. я же хороооший! А ОН! – показывая маленьким пальчиком на золотую птицу, Май пускал крупные слезы из щенячьих глаз. Не то, что бы он рассчитывал на жалость – какая жалость у железяки?.. Ну а…а вдруг?
Легкий теплый порыв воздуха вырвался из дупла. Ветер?
Или это птица вздохнула? Может она и не голем вовсе, а какая-нибудь неизвестная науке птице-шестеренко-зверь? Голлем, голем. Ну а кто ещё? Тогда я зря все это. Эх, – Май отстранился от подельника и потер кулачками глаза, убирая лишнюю влагу.
Дупло ощутимо затрясло аккурат после «ветера». Или все-таки вздоха? На грани слышимости появился шум водопада. Только почему водопада? Шум нарастал и нарастал, дупло тряслось, а Май кинулся на голубоглазого, опрокинул его на спину и вцепился в его плечи с такой силой, будто он – последняя надежда на выживание. Готовиться можно было ко всему: по рассказам алхимиков, ученых и прочих нелибрисов, големы выходили могущественными существами. А значит, мучительная смерть была обеспечена.
- Он разозлился? Я такой плохой? Он убьет нас сейчас и заберет наши булочки... – чуть слышно лепетал Май, вкладывая в последнюю фразу такой страх, будто булочки были чем-то вроде головы или сердца. Пирожки, кстати сказать, до сих пор лежали в заплечном мешке, хотя и изрядно помятые, но, думаю, вполне съедобные. – Не убивайте нас. Мы спасем этого яичного и есть его не будем… и вас спасем и всех на свете спасем и больше проказничать не будем, и зубы по утрам будем чистить…
Дупло тряхануло особенно сильно и на мягкую постилку сверзились два больших красных яблока. Вибрация прекрастилась.
– Ааа? – растеряно протянул Тит, слезая с подельника и подползая на коленках к нежданной еде. Слезы высохли, угроза смерти, кажется, миновала, так что теперь можно было снова совать нос в разные интересные дела. – Нам, да? – голова непроизвольно наклонилась на бок, а глаза умоляюще уставились на голема. И едва последний кивнул, два ярко-красных плода перекочевали в кулачки Мая, сжатые насколько сильно, что маленькие пальцы побелели и на них тонкими линиями выступил яблочный сок. Моё!
Тит обернулся. Подельник так и сидел на гнилой подстилке. Так нельзя. Он же тоже голодный. И…«свой», – поломавшись несколько мгновений, немного покраснев, либрис протянул одно яблоко подельнику:
– А я тут мимо проходил. Я Май. Мы так и не успели… – едва отдав яблоко, оборвавшись на половине фразы, растеряно пожав плечами и густо покраснев, Май отпрянул от либриса и отвернулся. Стыд посещает нас редко, но то был как раз тот случай. – Это тебе не от меня, а от птицы. Она добрая.
Довольная улыбка прервалась хрустом. По щекам потекли струйки свежевыжатого яблочного сока, унося красноту в далекие дали.
Липкими ладошками держа несколько семечек – все, что осталось от только что бывшего яблоком фрукта – Май уже радостными глазами взирал на мир. Такой яркий сейчас и такой ужасный несколько мгновений назад. И первым, что надо было сделать в этом новом прекрасном мире – возлюбить ближнего своего.
Подползая чуть ближе, рисуя на лице виноватое выражение (что получалось плохо – только что покушали однако), Май остановился на расстоянии вытянутой руки от подельника.
– Я …я прошу прощения, вот! – щеки снова налились пунцовым, а взгляд на мгновение застыл на голубых глазах, после чего незамедлительно был опущен вниз. – Это было твоё яблоко, а я… а я хотел его съесть. Прости меня, я больше так не буду, честное слово не буду!, - яблочные семечки нашли последнее пристанище во влажной постилке.
– Я ко-неч-но не хо-чу пре-ры-вать та-ку-ю ми-лу-ю сце-ну, – механическим голосом прервал Тита голем. Май замолчал, выжидая. Да и что ему было ещё говорить? Даже хорошо, что птица вмешалась. Я и забыл, что мы тут не одни.. Золотая птица смотрела на двух либрисов ярко-рубиновыми глазами. Или они не изменили своего цвета, а Маю только кажется? Ах да, обед был знатным. Но почему тогда окрас стал отливать в белизну, это бликов стало больше? (Интересно, а есть такой вид дальтонизма, когда после еды краски другие?) – Гос-так ско-ро про-бу-дить-ся. Света стало ощутимо меньше. Механический голос исчез, а птица передвинулась поближе в выходу, отгораживая тем самым яйцо и маленьких гостей от входа в жилище. Или посягательства из вне? Да! Ведь птица-то редкая!
От голема начал исходить низкий трубный звук, по дуплу пошла едва заметная вибрация. Уже почти белые перья на крыльях пришли в движение, хохолок поднялся. Эээ… мы тут полчища риззамов отражать собрались?! – Май вздрогнул, вспоминая страшные рассказы о глубоководном обитателе. - Балбес! Они же глубоководные! Как они тут окажутся! – однако страх никуда не пропал.
Послышался треск. В белой скорлупе оказалась прореха – птенец и правда решил появиться.
Май посмотрел на подельника: бежать или не бежать к яйцу? Да, определенно бежать. А ноги вязнут во мхе.
И тут что-то сильное явное магической природы ударило со стороны выхода. Май едва удержался, чтобы не познакомить ближе нос и подстилку.
Быстрый взгляд на голема – удержался. Всем телом он прикрывал вход-выход из дупла. Теперь на подельника. И тот жив.
– Давай! Надо скорее унести мой бывший завтрак отсюда! – уже показалась головка в красных перьях и вполне себе открытые глаза.
Я-то думал, птенцы слепые и без перышек рождаются. И что нам с тобой делать, малыш? Выход-то единственный. Или…?! - хитрый и безумный план какой раз за день посетил маленькую голову. И что за день такой сегодня...

Отредактировано Май (2010-08-22 10:53:16)

Дурак! – рука уже было потянулась, чтобы схватить Ноти за рукав, но вовремя остановилась. Кому, как не ёй, знать на что способен разгоряченный либрис. Тут не просто отмахнется, тут вывернет и сломает в трех местах! Не-не, конечности мы любим целыми, особенно свои.
– Спас! Спас! А мы за это Завтрак спасаем! – Май тоже придумал кличку птенцу гостака и теперь пробирался к выходу из дупла, то и дело спотыкаясь и увязая в постилке. Благо, идти было не слишком далеко и спотыкнулся он только два раза. – Он нам услугу и мы ему. Мы в расчете, слышишь!!? – хмурые брови на Ноти не действовали, а этот взгляд голубых глаз… Ой, нет, нет, лучше уж полчища голодных риззамов, чем такой взгляд! Дважды дурак!
Супик, он же Завтрак, перекочевал к Маю за пазуху, а сам либрис со всеми удобствами устроился на спине голема. Если, конечно, постоянная тряска и то и дело появляющиеся прямо под носом молнии можно было считать удобствами.
– Ты сам поторопился бы! А то опять будешь висеть на лапе!
Май прислонился щекой к холодной шее голема и положил руку на золотое оперение. Не бойся. Завтрак мы спасем. И тебя постараемся вытащить. Только помоги мне в одном деле, ладно? – в голову почему-то взбрела сумасбродная мысль о том, что Золотая Птица слышит то, о чем думают неожиданные спасители. Глупости, но надо же было как-то успокоить себя. Новый взрыв, и вот уже по оперению сбегают вниз на постилку маленькие молнии и тают, тают. – Держись только, ладно? А я тебе помогу... Мы поможем.
– Ноти? – Май говорил неожиданно тихо и четко, будто заправский вояка. Завтрак тихо сопел за пазухой, даже не брыкался- видно почувствовал, что и без этого не сладко. Только укусил пару раз за грудь – ну да где наша не пропадала. – По моей команде. Раз… Два… Давай!
Разноцветные искры на мгновение скрыли из виду взлетающую птицу, но этих мгновений, как и всегда бывает, хватило. Голлем летел тяжело, то и дело уходя вниз, прогибаясь.
Гнездо занялось огнем, а нападающие рванули внутрь. Только там уже никого не было.
Искрился ещё не растаявший снег. Лучилось солнце. Маленькие облака висели аккурат над самым горизонтом. А двое либрисов улетали куда-то за кроны на большой золотистой птице. Двое либрисов и маленькая красная птичка, из-за которой стоило сжечь столь прекрасное жилище.
– И вообще, – обиженно и чуть слышно пролепетал Май. – Что это за имя такое - Супик…

Отредактировано Май (2010-08-23 23:18:07)