---> Ворота города

Миновав городские стены, барон Ицуваримоно продолжал свою конную прогулку по улицам Дагора. На глаза ему попадались и зажиточные крестьяне и оборванцы. Вот тут то в Кио взыграла злость. Он ненавидел когда к нему протягивали руки, в мольбах. Привыкший добиваться всего своими руками и своей силой, но искренне ненавидел безвольную и бесполезную нищету. В порыве такой злости, он ударил одного из нищих ногой.
- Еще раз приблизишься, я тебя четвертую нищенское отродье! - Громко сказал Кио, смотря на лежащего нищего, потирающего свой лоб от удара сапогом.
Проезжая мимо трактира, Кио невольно вздохнул, оставляя пьяный кутеж простым людям и не столь знаменитым разбойникам. Вскоре перед бароном возникли ворота Дагорского замка. Откидные ворота, решетка, двое бдительно посапывающих стражей, патрули на стенах. Люмин всё так же не спеша, с легким цоканьем копыт, прошел по опущенному мосту, от чего потревожил мирный сон стражей.
- Стой! Кто такой!? - Встрепенувшийся ото сна, но еще не до конца проснувшийся, спросил стражник.
- Барон Кио Ицуваримоно! - Громко и внятно объявил свое имя Кио.
От каждого слова у глаза у стражника становились всё шире и шире. А его напарник просто молча озирался и старался не светить лицом.
- Господин барон, приношу свои извинения. - Торопливо ответил стражник, пытаясь увести разговор в другое русло.
- Не имеет значения. - Со скучающим видом, ответил Кио, и дернув уздечку вновь отправил Люмина в путь.
Пройдя ворота замка, Кио попал на внутренний двор. Там, он остановился в ожидании конюха, который бы принял у него коня, и таки появления прислуги, которая бы сопроводила его в главные залы.

Переход из недр Храма Татеса

Поездка в карете по улицам Дагора, что может быть приятнее? Особенно, если это карета Первого Инквизитора и ее сопровождает шестерка верных телохранителей и эскорт конных арбалетчиков. А народ тем временем бурлил. Это было заметно еще при выезде из Храма - Первый Инквизитор отодвинул штору и принц смог увидеть собравшуюся перед воротами толпу. Люди сгрудились вокруг возвышения, на котором стоял человек в одеянии младшего жреца и о чем-то вещал, но из-за расстояния слов было не разобрать. Его Милость довольно улыбнулся и прикрыл штору.
Такие же группы людей, но малочисленнее встречались им и на улицах. Иногда они перегораживали дорогу, так что эскорту приходилось доставать нагайки. Прикрывая головы и шеи зеваки расступались и тогда, проезжая мимо сидящие в карете могли слышать обрывки речей ораторов:
- Внемлите, Великий Хлад надвигается, боги не оставили нас! Великое Знамение...
- Татес вновь обратил свой взор на детей своих, готовый безжалостно карать отступников и миловать достойных! Всенародно явленное Знамение...
- Татес и Зибилле снова вместе! Явленное знамение бесспорно свидетельствует о...
- Зибилле призывает детей Татеса спасти ее город! Данное ей Знамение...
Знамение, знамение, знамение - разными голосами, на разный лад, но не со страхом, а с надеждой, воодушевлением, призывом. Прямых разговоров о войне пока не было, но то и дело среди собравшихся раздавались восклицания вроде: "Нельзя допустить, чтобы наших кианских братьев захватили кёхуанские ящерицы! Никогда!", "Татес обещал заботиться о Зибилле, выполнить его обещание - наш долг!". Но были и более практичные: "Они будут набирать ополчение, точно тебе говорю. Что? Нет, это за регулярными войсками следят, а ополчение - это лафа, грабь, насилуй, тебе слова никто не скажет, главное врагов руби. А если повезет и принесешь голову кого-нибудь из бунтовщиков, так тебе еще и накинут.".
Первый Инквизитор всего этого не слышал, или делал вид, что не слышит. Всю дорогу после Храма он сидел молча и прикрыв глаза, кажется он дремал. Лишь когда перед ними открылись ворота королевского дворца, он вдруг открыл глаза и внимательно посмотрел на Фабио.
- Многое произошло с вашего исчезновения, Принц. Зибилле явила знамение, прося у детей Татеса спасти ее город. Дагор готовится к войне практически без короля... Вы - наследник престола, Ваше Высочество, а ваша мать - обладательница священной реликвии, судьба королевства зависит от вас. Не подведите свой народ.
Он немного помолчал, а потом добавил:
- Я не буду сопровождать вас во дворец. Необходимо собрать экстренный совет, так что прежде чем я сдам вас на руки вашей матушке, есть ли у вас какие-то вопросы к старому инквизитору?

- Для наследника престола, - на "наследнике" Его Милость сделал особое ударение, - вы знаете это недостаточно хорошо.
Хотя бы потому, что принцу не приличествует делать предположения, будто бы время Первого Инквизитора стоит тратить на что-то иное, нежели забота о благе и процветании Дагора. По крайней мере таково было мнение самого Первый Инквизитор и будь перед ним сам король он бы его не изменил... хотя, быть может, высказал бы в несколько иной, более приличествующей общению с королем форме.
- Не забывайте, Принц, все что происходит вокруг вас не сказка. Это политика.
Ворота закрылись позади кареты и она, тихо шурша колесами, покатилась по главной аллее дворцового парка. Впереди виднелся парадный вход и балкон, с которого король в праздники обычно приветствовал собравшихся подданных. Вот уже несколько лет торжества проводились без личного участия монарха. Долго ли это может продлиться? Сколько выдержит Дагор без своего правителя? Переживет ли он надвигающиеся волнения? Этого Первый Инквизитор не знал, но и сидеть сложа руки не собирался. И еще одна мысль никак не желала покидать голову Его Милости - некоторые собранные сыскарями улики могли свидетельствовать о косвенной роли Ее Величества в исчезновении собственного сына, о том же говорили слова самого принца. Но зачем? Не обладая достаточными сведениями, Первому Инквизитору оставалось полагаться лишь на профессионализм своих агентов... и на благоразумие королевы. А пока... вопрос Фабиана застал его как раз на этапе обдумывания ближайших планов.
- Мой Принц, - усмехнулся Виррид, - после вашего исчезновения, я усилил дворцовую стражу полком гвардейцев инквизиции и группой моих лучших сыскарей. Так что не удивляйтесь, если находясь там случайно почувствуете на своей спине чей-то взгляд. Это для вашей же безопасности. Но если несмотря на все мои усилия с вами что-то случится... - лицо Его милости стало вдруг каким-то очень спокойным. - Я утоплю этот замок в крови врагов дагорской короны. Надеюсь это вас утешает.
Последние фразы были сказаны особенно легко и буднично, но вряд ли в Дагоре было хоть одно разумное существо, которое усомнилось бы в этих словах.
- Но вам пора, Принц. Мои телохранители сопроводят вас до дворца. До скорого, Ваше Высочество. Не скучайте.
Его милости, если уж быть до конца честным, тоже надо было во дворец. Однако официальные "торжества" он все же предпочитал пропустить. По своим причинам.

Переход в локацию Кабинет главнокомандующего

Отредактировано Леон де Виррид (2012-01-30 10:08:04)

>>> Из родных пенатов.

На матушку Его Высочество возводил напраслину почем зря. Их королевское величество стояла на предпоследней ступеньке лестницы, этим нехитрым маневром обеспечивая себе господство на доминирующей высоте, и возвышалась над «стайкой» придворных куриц, суетливых и охочих до жаренного. А возвращение блудного принца, по чьей бы вине он не блуждал, было очень и очень животрепещущим событием.
Да, куриц Ее Величество недолюбливала так же, как и мэтр, с той лишь поправкой, что ей они были необходимы. И с многими из них приходилось вести себя… терпеливо. Вот и сейчас королева являла собой образец строгой кротости, ожидая сына, неохотно выбирающегося из недр инквизиторской кареты. Волнующееся и колышущееся море разноцветных тканей захлестывало ее ноги, но Маргарита смиренно ожидала желанного мига свидания.
Ее голову занимал один единственный вопрос: что именно о своей пропаже успел разнюхать принц. И карета первого инквизитора, и его гвардейцы доверия ей в этом вопросе не внушали. Годрагский Волк – это, мблок его раздави, опасно. Тем более что держаться своих голословных обещаний, данных королеве, он вовсе не обязан, если в его интересах есть что-то, отличающееся от ее собственных стремлений. Поэтому рядом с основным вопросом вставал и еще один, немаловажный, но ужасно хитрый: что о пропаже принца успел разнюхать старательный Леон.
Фрейлины, вытягивая шеи, готовы были сорваться с места и нестись навстречу принцу, грозя в таком случае затоптать его на смерть. Что, несомненно, могло бы стать выходом из патовой ситуации, но мысль о раздавленном десятками ножек, вооруженных каблуками, сыне королеве оптимизма не прибавляла, а наоборот дарила ни с чем не сравнимое ощущение тошноты, грозившее затянуться надолго, повторяясь своеобразным наказанием изо дня в день. Мэтр, подайте руку…
Мэтр!..
В мертвенно бледной, тоненькой и хрупкой девочке, облаченной в зеленый бархат, сложно было разглядеть королеву Дагора Маргариту, тем более, что Ее Величество, намеренно или случайно, не стала отягощать свою голову короной. Но уж сын-то должен был узнать свою мать в любом облике, даже в таком, надломленном страданием и ожиданием вестей, виде.
- Мы ждали вас, сын мой, - тихо, очень тихо. Едва слышно. Протягивая руку и делая всего-то жалких полшага вперед. Но куда уж больше?

Пожалуй что Фабио впервые смог по достоинству оценить все разнообразие собравшихся вокруг Королевы женщин всех мастей, рас и возрастов. Впрочем последнее, учитывая ухоженные лица и представители долгоживущих рас в роду, угадать было весьма сложно - иногда смотришь на, казалось бы, свою сверстницу, а на деле оказывается, что она годится тебе в прабабки. Дагор обожал выкидывать подобные фортели, по праву нося свой титул города Масок.
Ее Величество среди этого моря кринолинов казалась маяком, указующим путь и у принца просто не было выбора - либо идти на свет, который будто бы ореолом окружал тонкую фигуру Королевы, либо оказаться погребенным под ворохом птичьего щебета и шуршания юбок. Впрочем, рядом с матушкой возвышался один из самых опасных рифов этого моря на суше. Мэтр Ланье всегда сколько Фабиан помнил себя был рядом... с Маргаритой, а значит и с самим мальчишкой. Лет пять назад, медик и по совместительству учитель вызывал у сына Маргариты благоговейный трепет перемежающийся икотой, но с тех пор крон-принц привык к его вечному (если Августуса нет рядом это еще не показатель) присутствию. Что не мешало ему никогда не брать ничего из еды или питья случайно оказавшегося на столе или подоконнике - кто знает, что мог добавить туда мэтр по доброте душевной и эксперимента ради.
Чтобы пробраться через поток фрейлин, Фабио пришлось в прямом смысле расчищать себе дорогу телекинезом, легонько расталкивая неповоротливых придворных дам. Те пищали как мыши под половицей, искали мнимого виновного, что так позволяет себе так безобразно обращаться со сливками дагорского общества.
"Она ждала?" - мелькнула в голов мысль и оборвалась, потонув в тонком аромате кожи и тягуче медовом свете.
Его Высочество опустился на одно колено и поцеловал матери руку, бережно поддерживая мягкую ладонь.
- Простите, что заставил Вас волноваться... матушка, - голос Фабиана был тих и мягок. Было в этой новой Королеве что-то такое, что успокаивало, убаюкивало грозящую разразиться бурю. - Мне остается лишь просить прощения и надеться, что во время моего внезапного и длительного исчезновения, верные подданные не покинули Вас.
В один выдох говоря обо всем сразу - о том, что знает все, и о болезни Короля и о "знамении" и о... словом, будто Фабио и не исчезал никуда из столицы.
Мэтр удостоился легкого вежливого кивка, впрочем, он мог этого и не заметить, занятый своими думами - весьма далекими от возвращения блудного сына в отчий дом.

Как говаривал Великий и Ужасный отец мистера Луи Андерсена: «Я ВСЕ СЛЫШУ!» (с)
- Ничто и никто не сможет мне заменить вас, мой принц. И вы, надеюсь, это понимаете, - Он должен понимать. Не для того ли она его вырастила, чтобы это маленькое создание с крошечными пальчиками, маленькими, смешными ножками в пухлых складочках и ясными глазами, когда-нибудь одобрило ее решения, ее поступки и ее жизнь. Оправдало все то, что Маргарита делала его именем, ради него и его будущего. Королевского будущего.
Под каблуком почти подворачивается край ступеньки, отчего Ее Величество лишь тяжелее опирается на подставленный мэтром локоть, но, отчего-то, не замечает этого. Не замечает она и упрека в словах сына, не видит ждущих, жадных глаз придворных клуш, почуявших, наконец, добычу. Ничего она не видит и не хочет видеть.
Завтра ей будет стыдно. Завтра, тираня случайных свидетелей этой сцены, она будет безжалостна и холодна, но только не сейчас, только не теперь, когда вот это все – неважно. Всего этого – не существует.
Как он изменился. Этот чужой, настороженный взгляд, это незнакомое, серьезное выражение родного, любимого, знакомого до последней черточки лица. И даже этого лица кто-то пытался ее лишить, кто-то, небрежно сшивавший его щеку. Кто-то, ранивший ее мальчика, ее сына. Как он изменился!
И даже не в шрамах дело.
Всхлип. Нелепейший, невероятный здесь звук, исторгшийся откуда-то из глубины населенной холодными пиявками души, сотряс воздух, заставив задрожать тонкие, сжатые до того губы. Пальцы слепо зашарили по лицу ее маленького сыночка, пытаясь узнать и не узнавая эти новые, эти привычные черты. Под каблуком нелепо подворачивается ступенька, хотя Маргарита всего лишь кидается вперед, прижимая к себе свою кровь, своего ребенка. Обнимая, стискивая, едва ли не повисая неподъемной ношей на плечах, пытаясь не расплескать дождевую влагу, затмившую синеву глаз.
- Я обречена волноваться о вас, мой мальчик. Материнское сердце неумолимо, как искуснейший из палачей, - витиеватая, церемонная фраза сказана тем тоном, которым матушки приговаривают над агукающей люлькой, восторгаясь пускающим пузыри свертком и не замечая ничего вокруг. Ни стайки притихших фрейлин, ни бело-красного метеора, ни упрямой скалы лейб-медика.
Потому что на свете есть только воротник, в который можно ткнуться лбом или носом, и плечи, которые можно обнимать и гладить, добираясь до непослушных, жестких («Совсем как у отца!») волос, и, как когда-то в детстве, в редкие минуты покоя, проводить по ним ладонью.

Руки скользят по бархату, мягкому и успевшему напитаться теплом тела: ловят хрупкую женщину, что шестнадцать лет назад подарила ему жизнь. Не извела, спасая свою репутацию. Не бросила, стремясь вернуться ко двору. Родила, вырастила, научила всему, что он сейчас знает. И даже если она причастна к похищению. даже если по ее указке оно свершилось... может быть так было нужно, в очередной раз чтобы оградить и уберечь?
Разве смеет Фабиан винить свою мать за то, что она его любит. Нет, правда любит, не на публику, не для напоминания ему о том, кто он такой, не для собственной выгоды - просто любит, и, к сожалению, ничего с этим не может поделать.
ПРинц отворачивается. пытаясь скрыть изукрашенную шрамами щеку, будто помня о том, сколько слез и переживаний доставил матушке первый заработанный им шрам.
- Вам больше не нужно волноваться, матушка. Все будет хорошо, я обещаю, - так же как обещал брату. Понимая, что "хорошо" для двух этих людей диаметрально противоположны.
Даже если Фабиан совершенно не знает как это "хорошо" устроить. Но он обещает, с поистине Мэйновским упрямством и твердостью - просто потому что пообещав, он будет должен сдержать обещание во что бы то ни стало.
"Как сказал бы Годрагский волк - даже если для этого придется утопить Дагор в крови".
Но об этом лучше не думать. Не сейчас. Нельзя пачкать этот медовый свет своими черными как запекшаяся кровь мыслями.
Его Высочество обнимает Королеву Дагора. Неумело, неловко... куда уж ему до господина Ланье, которого в детстве сын Маргариты и вовсе считал отцом. Так уж вышло, что Августус по-факту был единственным мужчиной которого маленький принц видел рядом с матушкой. А это ведь может быть только папа, правильно? Даже если зовут его при этом странным словом "мэтр".
Странно, когда начинают качаться скалы обязательно случается землетрясение или, как минимум, камнепад.
Мэтр Ланье был крепче скал. Когда красно-белый вихрь заставил его покачнуться, медик всего лишь поймал своего обидчика за ухо, позволяя принцу краем глаза рассмотреть виновника происшествия.
А еще, искренне посочувствовать девочке - уж кто-кто, а Фабиан очень хорошо знал что вырваться из этой хватки можно только отбросив ухо как ящерица хвост.
Только вот вряд ли незнакомка так умела.

>>>В золотое сияние малой гостиной

Оградить и уберечь. Спрятать и укутать собой, теплом, светом. Если бы можно было не выпускать из утробы, не отдавать в мир жестокий и дикий, в котором всё - выгрызать только зубами. Только когтями выцарапывать глаза врагам, в кровавые клочья рвать глотки, пока последний не зайдется хрипом, пузырящим дыхание розовой пеной.
Но что же может быть хорошо в этом мире? Что? Мальчик мой, зачем ты меня обманываешь?
Улыбка Ее Величества после реплики сына стала печальной, а в глазах поселилось бессильное, отчаянное выражение. Ну что же ты, мальчик?
- Не слишком ли смелое обещание, мой Принц? – Вздохом, не без лукавства, усталого и приевшегося. Не дерзить же собственному малышу, столь искреннему в своих заблуждениях? Нет, объяснить бы ему, что может грозить его матушке. Кто жаждет ее крови, сколько их, бесчеловечных, бессовестных, алчных. Стервятников, падальщиков, ждущих единой ее ошибки. Высказать бы все, но слова не складываются, а тошнота вновь подкатывает к горлу. И омерзительно звенит в ушах.
Источник этого шума, однако, обнаруживается не внутри, а очень даже снаружи. Тот самый, белый с алым метеор, который обернулся девочкой, которую (в свою очередь) пытался воспитывать темный эльф. И ему это пока что не удавалось. Явление, а явилась ко двору таким экстравагантным способом племянница Ее Величества, отказывалось подчиняться и хотя бы снижать громкость своих нечеловеческих воплей.
Либрис, что с нее взять. Музыканты, тонкие натуры. Не вояки же, глотки драть…
- Пойдем, мой мальчик, не здесь же нам разговаривать, - кроткого взгляда удостоился Фабиан, а уже другой, сухой и холодный, неласково прошелся по юной родственнице и мэтру Ланье. – Здесь слишком шумно и людно, а я так давно не слышала твоего голоса. И так хотела бы узнать, что с тобой произошло! – Потянув сына к высоким дверям, королева задержалась лишь на мгновение, поравнявшись с алхимиком.
- Мэтр Ланье, надеюсь, присоединится к нам, как только завершит свои дела? – Царственный наклон головы обозначил дозволение на воспитательные меры, которые наставник сочтет необходимыми. – Милая, - неопределенное движение пальцев, выбравших наугад то ли одну, то ли сразу всех фрейлин. – Помогите мэтру, будьте так добры. – И, без перехода, ласково глядя на сына:
- Идем, мой мальчик. Татес милостивый, как ты похудел!

>>> С согласия принца, переход в Малую "Золотую" гостиную

Лицо мэтра неуловимо изменилось. Ничего кардинального, лишь мелькнувший на какое-то мгновение огонек злобы в глазах сменился холодным блеском принятого решения. Хорошо это было или плохо?.. Вряд ли девочка могла сейчас ответить на подобный вопрос, а единственный человек, который мог уже покидал сцену, уводя прочь принца Фабиана. Да, принцу, пожалуй, этот блеск тоже был знаком. И хотя в детстве Его Высочество отличался похвальным прилежанием, даже он подчас нарушал установленные мэтром правила, а нарушение правил в свою очередь было неразрывно связано с неотвратимостью наказания.
Пока же мэтр держал возмутительницу спокойствия за ухо и постепенно увлекал прочь от парадного входа.
- Юная леди слишком избалована и плохо воспитана, - голос прозвучал спокойно. В этот момент он свободной рукой как раз отламывал длинную ветку растущего пред дворцом ракитника, и это занятие, кажется, занимало его гораздо больше, чем воспитание девочки.
- Вероятно, это вина родителей юной леди, - перед ними оказался невысокий каменный парапет. Присев на него, мэтр резким движением уложил девицу животом себе на колени и надежно прижал локтями. Свободными ладонями он очистил ветку, перехватил ее правой рукой, зафиксировав девочку одной левой.
- Однако с родителями юной леди будет разбираться Ее Величество. Я же пока постараюсь сделать так, чтобы юная леди надолго запомнила этот день и следующий раз, прежде чем нестись сломя голову и голосить будто потерпевшая, сначала бы десять раз подумала.
Импровизированная розга просвистела в воздухе и звонко хлестнула девочку по попе. Потом еще раз, еще раз, еще раз... От главного входа уже спешили посланные королевой фрейлины, а мэтр тем временем все так же невозмутимо продолжал воспитательную работу. Двадцать, двадцать один, двадцать два...

Отредактировано Augustus Lanier (2012-02-12 19:40:07)

Мэтр без особого интереса наблюдал за тем, как девочку уводят прочь, дальнейшая сюдьба хулиганки его совершенно не интересовала. Что его действительно занимало, так это следы пыли на дорогом бархате сюртука. Перчатки, в которых он ломал ракитник и на которых теперь пятна древесного сока были безнадежно испорчены, но их он и так собирался сменить по окончании встречи, а вот сюртук он заказывал специально у одного из лучших дагорских мастеров и стоил он целое состояние. Думать об этом, конечно же стоило до того, как садится на голый камень, но потерять хорошую вещь все равно не хотелось. К счастью, костюм испорчен не был и убедившись в этом, мэтр аккуратно стряхнул пыль и зашагал по аллее.
Теперь вид внутреннего двора доставлял ему гораздо больше удовольствия. Фрейлины скрылись во внутренних покоях, гвардейцы инквизиции отступили в противоположном направлении и толпа придворных разошлась по своим делам. Мэтр не любил высшего общества, для него куда приятнее была полутьма и уединение лаборатории, или одиночество городских улиц, где даже в центре людской толчеи, каждый человек все равно оставался наедине с самим собой. Вот и сейчас, направляясь во дворец, он не зашел с парадного входа, а воспользовался одной из многочисленных боковых дверок, ведущих в узкие коридоры, соединяющие помещения для слуг с разветвленными подвалами. Здесь присутствовало все, что так нравилось мэтру - тишина, уединение, тени...
- Эа ла арн фан.

-Ну, здесь я по поручению брата, как вы поняли...- отвечал Дженезис на один из вопросов, и продолжил - ну по крайней мере- это официальная причина. А еще, когда вы согласились сопровождать меня в замок вы взяли на себя обязанность выполнять мои приказы и поручения. Вот если вы, например, своруете по моему  поручению, вас никто не обвинит. А вот я отвечу перед законом... Как вы поняли, поэтому мы в одной лодке.
Они уже сделали несколько шагов, как вдруг... К ним подошел некто.
Да, ничто у Джена так не могло проходить плавно и легко. Всегда этот эльф найдет приключения себя на... голову.
Подошедший человек, будто излучал хитрость и ложь. И пусть, обычно, такие люди плохо врут ( нет серьёзно, как они надеятся кого-то перехитрить. У них все на лице написано!), они часто разбирают ложь других. Так сейчас и случилось...
- Какое представление, «брат графа Террора». Но не подскажете мне, как там поживает Парк-Лоа Террор?. - довольно вежливым и спокойным тоном, но общий его вид прекрасно давал знать, что эта персона вряд ли ожидает от "гонца" правильного ответа. Однако Террор дал его.
- О, отлично поживает! Дедушке уже 1000 с хвостиком, а ему и 800 "не дашь". Даже лучше папочки выглядит! Ему кстати недавно исполнилось 745. Однако представьтесь пожалуйста. И пропусти те меня. Ибо я несу важный отчет самой королеве! - сказал Террор обсолютно доброжелательным тоном. И не врал же! Все так и есть...  Он будто не замечал подходящих ( точнее окружающих его и Еву) стражников, хотя на самом деле, пытался уследить за всеми их движениями, - Вот только Райо захворал, бедняга, не смог приехать на ежегодный отчет. Ели упросил его меня отправить!

Отредактировано Дженезис Террор (2012-05-23 16:49:53)